Казаки категорически заявили мне, что все их полки, расположенные в Петрограде, исполнят свой долг. Я тут же подписал особый приказ казакам — немедленно поступить в распоряжение штаба округа и беспрекословно исполнять все его приказания.

Я сажусь на диван. Напряжение нервов ослабевает. Именно поэтому ударяет в голову глухая волна усталости. «Дайте папиросу!» — говорю я Каменеву. Я затягиваюсь раза два и едва мысленно успеваю сказать себе: «Этого еще недостаточно», как теряю сознание. Очнувшись, я вижу над собою испуганное лицо Каменева. «Может быть, достать какого-нибудь лекарства?» — спрашивает он. «Гораздо лучше было бы, — отвечаю я, подумав, — достать какой-нибудь пищи». Я стараюсь припомнить, когда я в последний раз ел, и не могу. Во всяком случае это было не вчера.

В штаб округа поступило много заявлений о стрельбе на улицах города. Стреляли главным образом в проезжавшие автомобили. Стрельба наблюдалась в 50 отдельных пунктах столицы. При стрельбе пострадало 32 человека, получившие ранения. Стрельба происходила, в том числе, на углу Невского проспекта и Садовой улицы, а также у Казанского собора. Было несколько случаев, когда неизвестные стреляли по офицерам.

Петроградская городская дума создала Комитет общественной безопасности, призванный не допустить беспорядков и погромов. Дума «протестует против всяких насильственных и вооруженных выступлений и призывает население объединиться вокруг Думы как полномочного представительного органа во имя подчинения грубой силы праву и провозглашения первенства гражданской власти над военной».

Надежда, что безумный шаг не будет сделан. Не­знание, что делать, если он все же будет. 

К Смольному прибыли 1500 солдат из Сестрорецка. Гарнизон, состоящий из Литовского и Гренадерского полков, усилен броневиками.

Патрули Павловского полка, стоящие на Миллионной улице, обратили внимание на большое количество выезжающих с Дворцовой площади от Зимнего дворца автомобилей. Отдано распоряжение впредь задерживать и опрашивать все проезжающие автомобили и проходящих людей в целях проверки документов и задержания подозрительных.

Большевики установили пикеты и караулы на прилегающих к Смольному улицах.

Электричество что-то не гаснет. Верно потому, что боль­шевики заседают «перманентно». Сейчас нам приносили све­жие большевистские прокламации. Все там гидры, «подняв­шие головы»; гидра и Керенский — послал передавшихся броневиков. Заверения, что «дело революции (тьфу, тьфу!) в твердых руках». Ну, черт с ними.

Толпа ожидающих возмущалась невозможностью пройти в Смольный. Я же возмущался больше всех и громче всех, негодуя, размахивал в воздухе своими «липовыми» пропусками и кричал, как это меня, полноправного члена Петроградского Совета, не пропускают. Я кричал впереди находившимся товарищам, чтобы они не обращали внимания на контроль и проходили, а в самом Смольном мы разберемся. По примеру карманников я устроил давку. В результате контролеры были буквально отброшены. Мы вошли в Смольный.

Мы потребовали, чтобы Керенский доложил заседавшему еще правительству о резолюции Совета республики, о нашем предложении и о нашем желании быть допущенными на заседание правительства и выслушанными. Керенский круто повернулся и ушел в соседний зал заседания. Через несколько минут он вернулся и сухо заявил, что правительство считается с нашим отказом ему в безусловном содействии, что в посторонних советах оно не нуждается, будет действовать само и само справится с восстанием.