Каждый год мы начинаем уверениями, что хуже быть не может. А делается все хуже.
Вечером у меня: СавинИсторик-медиевист, профессор Московского университета, ЕгоровДмитрий Егоров — историк., БогоявленскийСергей Богоявленский — историк, археограф, источниковед и археолог., ГотьеИсторик, профессор кафедры русской истории Московского университета с женой и ЛюбавскийМатвей Любавский — историк, ректор Московского университета (1911—1917).. Разговор вертелся, конечно, вокруг происходящих событий. Матв. Кузьмич передавал свои впечатления о Государственном совещании. Все мы не видим никакого просвета, никакого выхода из создавшегося тупика.
Нет никакой уверенности в том, что учебные занятия состоятся. В Москве очень мало еды, еще меньше квартир для учащейся молодежи. Надвигается гражданская война, может быть, в самой зверской форме, в форме разгрома бегущих с фронта ордами солдат. Сверх того, студенты-большевики хотят сорвать учебный год, чтобы освободить своих агитаторов, и великодушно разрешают держать только государственные экзамены.
Во вторник, если не будет железнодорожной забастовки, уезжаю на лето в Верейский уезд, в Чеблоково. Возможно, что придется вернуться много раньше: смута растет, и близятся призраки голода.
Отправился к ЕгоровуДмитрий Егоров — приват-доцент Императорского Московского университета и профессор Московского университета., где были ЛюбавскийМатвей Любавский — историк, ректор Московского университета (1911—1917)., СавинИсторик-медиевист, профессор Московского университета, ЮраИсторик, профессор кафедры русской истории Московского университета и Грушка. Выпили три бутылки вина, в том числе одну — шампанского «Абрау».
Во вторник было заседание факультета. Тряпка Мальмберг все-таки представил кандидатом в ученые секретари Музея изящных искусств Недовича, который возбудил к себе крайнюю неприязнь в музее; это обстоятельство известно членам факультета, и Недович получил 3 избирательных шара и 12 неизбирательных. Я очень обрадовался тому, что русские историки сделали представление об избрании Яковлева в сверхштатные экстраординарные профессора, а Лопатин о таком же избрании Виноградова. Яковлев будет пятым профессором русской истории, и Кизеветтер подписывает представление о нем, а Виппер и Петрушевский ничего против этого не возражают. Как же можно тогда возражать против четвертого профессора всеобщей истории?
Вчера заходил на юридический диспут Спекторского. Было интересно, и Новгородцев был величественен, но я не мог досидеть до конца.
Сегодня был совет. Впервые председательствовал Мензбир и, может быть, несколько вяло вел заседание, впрочем, повестка была очень длинная. Выбрали советскую комиссию из 12 человек (я, Петрушевский, Поржезинский, Млодзеевский, Северцев, Зелинский, Новгородцев, Трубецкой, Хвостов, Фохт, Мартынов, Спижарный — все эти кандидаты были намечены на четверговском совещании), к которым присоединятся деканы и президиум. Дали Циклинской почетного доктора медицины. Выбрали Власова в экстраординарные, Гензеля — в ординарные профессора; Власову положили 3 черных жара, Гензелю 12. Читать далее
Сегодня советское заседание, на котором выбирали ректора. Мензбир получил 33 записки, Любавский — 23, Трубецкой, Хвостов и Тимирязев понемногу. Мензбир соглашается баллотироваться и получает 54 избирательных шаров и 15 неизбирательных; произносит речь о том, что нужно отделять университет от политики, высказывается за студенческие организации на академической почве. Затем обращается с приветствием и благодарностью к Любавскому и целуется с ним. Вокруг Любавского образуется группа из остававшихся профессоров, и Жуковский обращается к Любавскому с приветствием от их имени; Любавский отвечает недурной речью. Одновременно выбирали Сакулина и Богословского: Богословский получил 66 избирательных и 4 неизбирательных, Сакулин — 62 избирательных и 8 неизбирательных. Розни между оставшимися и возвратившимися в этом заседании, слава Богу, не замечалось. Читать далее
Сегодня было первое заседание Совета в обновленном составе. Любавский и Мензбир произнесли хорошие, прочувственные речи. Послали телеграмму Временному правительству и Мануилову. Любопытный инцидент: Любавский прочитал свой проект телеграммы Временному правительству с очень резкими выражениями по адресу Вильгельма и Компании, в которую входит и пролетариат. Штернберг, который нежданно оказался большевиком и сотрудником «Социал-демократа», заступился за честь немецкого пролетария. Текст телеграммы смягчили. Заслушали студенческие пожелания, насчет участия студентов в управлении университетом (между прочим, о допуске студентов в факультеты и совет с совещательным голосом), и постановили обсудить их в одном из ближайших заседаний.
Сегодня заседание факультета. Я немного запоздал. КизеветтерИсторик, общественный деятель, преподаватель в примирительном духе выразил уверенность в скором возвращении многоуважаемого Богословскогопрофессор Московского университета.
Сегодня «товарищи» празднуют по новому стилю первое мая, и большевики выпустили по сему случаю новое воззвание, бешено-миролюбивое и полоумно-восторженное. Все учреждения закрыты, даже по ведомству православного исповедания. А смута растет.
После завтрака встретил СавинаИсторик-медиевист, профессор Московского университета, который сообщил мне, что, несмотря на «Русские ведомости», бумага об увольнении и о включении профессоров еще не получена, говорил мне, чтобы я не беспокоился относительно выборов. Пока мы так разговаривали, стоя на улице у церкви св. Бориса и Глеба, вдруг показалось надвигавшееся на нас по проезду Тверского бульвара войско. Во главе ехали начальники на конях, затем двигался хор музыки, за ним шли солдаты в походной форме, заново одетые, но часть шла рядами, другие валили гурьбами по мостовой и по тротуарам, заполняя собою всю мостовую и тротуары по обеим сторонам, в беспорядке, вперемешку с офицерами. Мне стало стыдно и больно при виде этой картины, да и Савин глядел на нее в недоумении. Хуже всего, что часть шла рядами, часть толпою. Тяжело!
Я все еще болен и не выхожу. Вчера было заседание совета, на котором Иван Каблуков поднял шум из-за заявления ушедших, справедливо усмотрел в нем недоверие к оставшимся. Ректор поддержал его, Познышев тоже. Произошел скандал, тем более нежелательный, что в конце концов совет подчинился и принял все требования ушедших. Решили не вносить щекотливых прений в протокол, только Познышев потребовал, чтобы его мнение осталось в протоколе. Мне говорил обо всем этом вчера Егоров, который, между прочим, попросил меня переговорить с редакцией «Русских Ведомостей» о помещении соответствующей заметки в газете, что я исполнил. Заметка сегодня появилась.
Революционная буря разыгрывается своим чередом. Между прочим, Финляндии возвращена автономия, Польша признана независимой. Смута сильна, кое-где перекинулась и в деревню.
Сегодня как будто опять товарищи осмелели в Москве и запретили манифестацию в честь армии. А мы заседали в комиссии с младшими преподавателями, Ильиным и Косминским, которые заявили, что они не имеют никаких полномочий и ничего не знают про студенческие организации. Так и потеряли попусту часа два очень дорогого времени.
Я был у Петрушевского, беседовал по душам, между прочим узнал, что Виппер с ним из-за чего-то поссорился; вообще Виппер в 1917 ведет себя нисколько не лучше, чем в 1911. Между прочим, он отказался вступить в академический союз.
Общее положение как будто улучшается, солдатские депутаты как будто начинают выходить из-под опеки товарищей, а безумные, полупровокаторские выкрики большевиков начинают пробуждать отвращение в широких кругах населения. Авось, как-нибудь выплывем.