Много я за это время передумал и о себе, и о пережитом мной соракалетии жизни России — и совершенно не могу сказать ничего другого, кроме того что приходится сказать о настоящем моменте: нет (или очень мало) единения и безмерно много разъединения. Судить или осуждать — не мог бы никто, потому что тут все были отчасти правы, отчасти виноваты, и общее бедствие состояло из недостатка объединяющей силы.
После вчерашней грозы до обеда сегодня погода была холодная и дождливая, с сильным ветром. Целый день разбирал фотографии из плавания 1890/1891 гВосточное путешествие Николая II в 1890-1891 годах — поездка будущего царя по Евразии.. Взял их нарочно с собою, чтобы на досуге привести в порядок.
Толстой так описал разговоры лета 1917 года: «Пропадем или не пропадем? Быть России или не быть? Будут резать интеллигентов или останемся живы?»; другой говорил: «Оставьте, батенька, зачем нас резать, чепуха, не верю, а вот продовольственные магазины громить будут»; третий сообщал из достоверного источника, что «к первому числу город начнет вымирать от голода».
Натиск на Ригу не развился еще пока в такую же катастрофу, как в Галиции. Что будет далее? В остальных частях фронта положение приличное, так же как и в Румынии. Большевики пытаются сорвать московское совещание; приемы все те же — угроза забастовкой; Московская революционная дума и Совет рабочих депутатов сидят между двух стульев, осуждают эту попытку большевиков и в то же время косятся на совещание, считая его контрреволюционным.
Казань, 2 часа 30 минут дня. На окраинах города начался пожар, принявший грандиозные размеры и охвативший несколько пригородных слобод. Население Казани массами стало выселяться из города в окрестные деревни, располагаясь за недостатком помещений в полях. Пожар продолжается. Много пострадавших, получивших тяжелые ожоги и ранения. Среди пострадавших начальник местного завода артиллерийского ведомства генерал Лукницкий. Ввиду того что катастрофа приняла чрезвычайные размеры, Казань и прилегающие к ней слободы объявлены на военном положении.
Я посетил ген. КорниловаГенерал, Верховный главнокомандующий в его вагоне на станции Александровской железной дороги. Мое свидание с Корниловым происходило с глазу на глаз. Разговор наш касался общего положения России, ее распада; беседовали мы и на тему о восстановлении боеспособности армии, о принятии генералом Калединым и другими генералами программы Корнилова по укреплению силы и дисциплины в войсках.
Как только Главнокомандующий появился в ложе бельэтажа, правая сторона партера встала как один человек и бурно приветствовала генерала, скромно раскланивавшегося во все стороны. Зато левая сторона, в которой находились почти все солдатские делегаты, упорно продолжала сидеть. Она поднялась лишь тогда, когда КорниловГенерал, Верховный главнокомандующий скрылся в глубине ложи, а на сцене появились члены Временного правительства с Керенскимпремьер-министр во главе. В ответ на громкие возгласы левой «да здравствует революция, да здравствует революционная армия» справа неслось «да здравствует генерал Корнилов». Вся правая часть зала и большинство офицеров, сидевших на местах, отведенных для Советов, встает и устраивает генералу грандиозную овацию. Зал сотрясается от оглушительных аплодисментов, каких в его стенах не вызывал даже Шаляпиноперный певец. Читать далее
Московское совещание, по-видимому, скрипит и трещит. Все полно глупыми слухами, как дымом… которого, однако, нет без огня. Факт тот, что КорниловГенерал, Верховный главнокомандующий торжественно явился в Москву, не встреченный Керенскимпремьер-министр, и даже, будто бы, вопреки категорическому приказу Керенского не являться, торжественным картежом проследовал к Иверской, и толпы народа кричали «ура». Затем он выступал на Совещании. Тоже овация. А кучке, демонстративно молчащей, кричали: «Изменники! Гады!». Читать далее
С глубокой скорбью я должен открыто заявить, у меня нет уверенности, что русская армия исполнит без колебаний свой долг перед родиной. Враг уже стучится в ворота Риги, и если только неустойчивость нашей армии не даст нам возможности удержаться на побережье Рижского залива, дорога в Петроград будет открыта. Невозможно допустить, чтобы решимость… каждый раз появлялась под давлением поражений и уступок отечественной территории. Если решительные меры для повышения дисциплины на фронте последовали как результат Тарнопольского разгрома и утраты Галиции и Буковины, то нельзя допустить, чтобы порядок в тылу был последствием потери нами Риги.
…Сын казака, казак…
Так начиналась — речь.
— Родина. — Враг. — Мрак.
Всем головами лечь.
Бейте, попы, в набат.
— Нечего есть. — Честь.
— Не терять ни дня!
Должен солдат
Чистить коня…
Дорогой Корней Иванович, вашим известием я обрадован. Портрет посла еще не кончен, (Вы знаете), и мне необходимо кончить его в квартире посольства; здесь его трогать нельзя. У меня «вскружилась голова» от будущего посещения сэра Джорджа Бьюкенена, и я уже страдаю за беспокойство, которое может испытывать сей очаровательный великий гражданин Англии. Во вторник буду ждать. И очень хочу Вас видеть.
Ваш Ил. Репин.
В общем и целом, мы в России в большем согласии и в большей симпатии с американцами, чем с англичанами. Только вместе с американцами мы можем что-нибудь сделать. Принял молодого моряка, стремящегося записаться во французскую армию в Румынии: оказалось, это женщина.
Сбор был 14 500 рублей, за оплатою всех расходов я получил около 10 000 рублей, конечно, тут была травля в газетах — меня честили и мародером, и, одним словом, кем угодно, но билеты были распроданы в течение трех часов. Конечно, если бы была возможность, разумеется, я предпочел бы устроить здесь так же, как и в Севастополе, демократический концерт с совершенно низкою платой, но ни публика, ни помещение, ни само настроение места «Кисловодск» этого делать мне не позволили. А пел я действительно хорошо — потому что, во-первых, умею, а во-вторых, не курю и прекрасно в голосе.
Я отвез комиссара в расположение части и приказал полку выстроиться в честь гостя. Комиссар выступил перед солдатами с небольшой речью и распорядился, чтобы те, кто незаконно арестовал офицера, вышли вперед, после чего унтер-офицер увез их в штаб армии. Потом было собрание дивизионного комитета. Там армейский комиссар тоже произнес речь, в которой указал на противоправные действия солдат, однако закончил тем, что после понесения наказания у них будет право вернуться в полк.
Солдаты, незаконно арестовавшие командира, вернутся в полк! Это была та капля, которая переполнила чашу моего терпения. Я окончательно утвердился в мысли, что командир, который не способен защитить своих офицеров от насилия, должен расстаться с российской армией.