Питирим, родной мой.
Ты меня не понял. Бежала я от тебя не потому, что не люблю тебя, не потому, что боюсь тебя или себя, нет, ты ведь знаешь, что это не так. Просто пришла дикая фантазия, как у меня всегда это бывает. Захотелось испытать себя, свою любовь к тебе. Пошла же я к Александру Ивановичу, потому что это единственное место, где я могу просидеть вечер ни слова не говоря и где не будут спрашивать и удивляться моему странному настроению. Теперь я поняла, насколько люблю тебя, насколько трудно и тяжело лишиться тебя. Приходи ко мне сегодня вечером. Часов в 8 буду ждать тебя. Если не придешь, тогда прощай.
Я буду в Петрограде, вероятно, вскоре после 1 сентября. До 1-го меня задерживает всякая домашняя мелочь, а кроме того, и папочка хочет, чтобы я немного пожила дома. Дома живу с удовольствием, немного занимаюсь, вожусь с братом, никуда не хожу и много думаю о тебе и о том, как наладятся наши отношения. Я представляю себе до того ясно сейчас тебя. Нашу предстоящую встречу, что сердце замерло, что-то сильное вырвалось наружу и всю меня наполнило такой радостью, как будто ты уже здесь со мной. Это было, правда, недолго, но скоро, скоро будет и долго, да, мое солнце, да? Чтобы быть это время ближе к тебе, читаю твою книгу. Не подумай, что это единственная причина заставляет меня ее читать, нет, я бы не стала этого делать, если бы было неинтересно.
Приехала сегодня в Тамбов. После работ жила на даче около Симбирска, где жили и наши, затем проехалась по Волге. Сейчас, что буду делать, ясно не представляю, полагаю, надо позубрить органическую, не знаю, смогу ли дома хорошо заниматься: слишком отвлекают.
Здравствуй, мой дорогой друг.
Получила твою телеграмму и немного успокоилась. Если бы я знала, что застану тебя в Петрограде, то приехала бы к тебе через четыре дня.
Дорогой Питирим, любимый мой, я так за тебя беспокоюсь в связи с событиями в Петрограде. Так тревожно и больно. Сегодня отправила тебе срочную телеграмму и жду ответа. Боюсь за тебя ужасно. Жалко, что так много сил, энергии и здоровья тратится в борьбе со всякими подлецами и наглецами. У нас здесь все тихо и мирно, не верится, что где-то буря и волнение, никакие отголоски сюда не доходят. Редкие газетные известия волнуют очень немногих здесь, остальным нет дела ни до чего.
Родной мой, хороший мой. Как я теперь хорошо знаю, как знаю чувство тоски без тебя. Никогда раньше и не думала, что можно до такой степени соскучиться, не верила и не знала. Получила твое письмо из Архангельска. Ужасно рада твоему успеху. Рада и тому, что ты пишешь, что соскучился без моих писем в пути. Потом помнишь, ты поцеловал меня в первый раз. Я бы сама тебя не поцеловала первой. И даже еще в прошлом году мне иногда казалось, что нет и во мне и в тебе временами общего.
Ты должен получить от меня по крайней мере пятнадцать писем. Я их писала тебе бесконечно много и в каждом я тебя зову в Тамбов. Неужели и на такое приглашение у тебя хватит храбрости отказать. Тогда по праву твоей жены я буду требовать, чтобы муж возвратился ко мне хотя бы на день, имею же я такое право. Читать далее
Получила твое письмо из Зырянии, т.е., конечно, не письмо, а какую-то открытку. По-моему, лучше совсем не писать, чем писать открытки. Хотела было и я отплатить тебе тем же, да не хватило духу.