Дмитрий Петровский

17 Календарь героя

Читать с начала

Без вымысла

Проект 1917 — это события, произошедшие сто лет назад и описанные их участниками. Только дневники, письма, воспоминания, газеты и другие документы.
Проект начинается 14 ноября 1916 и заканчивается 18 января 1918.

Дмитрий Петровский вместе с

Москва

14.11.17

На Земляном Валу натыкаюсь на Хлебникова с узелком в руках:

— Здесь вам посылка, махорка и белье, — заявляет он.

Я сообщил ему, в каком положении Москва (он только что слез с Николаевского вокзала), и, желая оградить его от опасности, потащил к ТатлинуХудожник.

Мне очень хотелось самому принять участие в борьбе, и я несколько раз боролся с искушением пойти взять винтовку в районе, но мне не хотелось оставить бездомного «Пуму», всегда требующего некоторого чужого участия в его обычной жизни, почти опекунства, так как был он рассеян до крайности.

Оказалось, он был храбр и в опасности совершенно хладнокровен. Приведу следующий случай. Зашли мы в татарскую харчевню на Трубной площади. Спросили порцию конины. В это время раздался настолько сильный залп по харчевне, что стекла вылетели. Все татары распластались на полу, творя молитвы. Мы сидели за столиком, попавшим в полосу обстрела: стакан на столе у нас был разбит пулей вдребезги. Читать далее

#Это гражданская война

, и еще

9 Мне нравится

5 Комментировать

Дмитрий Петровский вместе с

Смоленка, пригород Петрограда

17.10.17

Хлебников изобрел свое название для «Президента Республики»: Главнонасекомствующая на солдатских шинелях. С таким титулованием он обращался к Керенскомупремьер-министр в своих письмах и при этом называл его в женском роде, находя особое удовольствие в совпадении имен его и бывшей царицыРоссийская императрица, жена Николая II. Читать далее

Не лишено интереса следующее событие. Шла воинская поверка. По документу «ПумаПрозвище Хлебникова.» числился: ратник второго разряда.

— Проклятая победоносная обезьяна, — шептал «Пума».

Но каждый день приходил из участка человек, как будто его специальной ролью было терзать Хлебникова, и спрашивал:

— А что, отметочка имеется?

Решено были идти на Владимирский проспект. Я взял его под опеку: отправились вдвоем. Приходим. Велемир предъявляет свой документ: ему тридцать два года.

Ему еще нет сорока? Тогда он годится для революционной армии, объясняет ему золотопогонник.

— А сколько лет товарищу Керенскому? — задает невиннейший вопрос Хлебников.

Ему отвечают:

— Тридцать один.

— Следовательно, сначала пойдет на военную службу товарищ Керенский. А в следующую очередь — я.

На него раскрывают глаза обалдевшие золотопогонники:

— Что вы изволили сказать?!

— Я на военную службу не пойду.

В это время я сообразил, что дело кончится или очень смешным скандалом, или новой царицынской пыткой для Хлебникова, поднимаю панику, говоря:

— Вы не слышите? — Вонь! Где-то горит, где-то горит! Ага, вон виден и дым!

Все устремляются к выходу и выносят в давке меня и Хлебникова. Мы сразу ставим паруса и исчезаем за поворотом в переулке. Причем наталкиваемся с разбега на генерала. Я в форме артиллерийского вольноопределяющегося, но не только не становлюсь во фронт, не только не козыряю, а сбиваю его с ног и лечу дальше. Генерал подымается до того ошеломленный, что вопить начинает, когда мы от него на пушечный выстрел. Я оборачиваюсь, и тогда уже слишком весело становлюсь во фронт.

— Этот пожар меня спас, — говорит наивный «Пума», когда мы садимся в трамвай.

— Только я все-таки его не видел.

Я смотрю на него. Он начинает понимать, в чем дело.

— Это вышло недурно, — одобряет он, продолжая относиться все еще лишь созерцательно, как будто речь идет не о его спасении. Я говорю ему:

— Этому надо положить конец: ведь завтра опять придут из участка поверять ваши документы.

— Да…

Хлебников таращит глаза в какие-то дали и, очевидно, обмозговывает положение. Наконец, ему приходит в голову: он прыскает сам от одной своей мысли, как ребенок, и коротко бросает:

— Мы устроим «высекновение».

Я сразу не понимаю, в чем дело. Но больше ни слова! Конспирация! Это трамвай!

Только дома Хлебников, усевшись в свое кресло, с чехлом из украинских полотенец, которое он очень любил, посвящает нас в свои проекты относительно «главнонасекомствующей», не оправдавшей его великодушного доверия.

Проекты были следующие:

1) Заказать игрушечным мастерам пищащих чертиков с физиономией «главнонасекомствующей».

— Это будет очень ходовой товар! — Керенский дуется и в писке умирает!

2) Сделать чучело Керенского и с торжественной демонстрацией несть ее на руках до Марсова поля, где, положивши недалеко от братской могилы, высечь так, чтобы стоны секомого слышали павшие в феврале с его именем на устах. Это-то и было «высекновение» (на манер усекновения, чтобы передать торжественность обстоятельства). Стоны должны быть исторгаемы нанятым для этого рыдальщиком или кем-нибудь из «придворных сестер милосердия» или «ударниц», которым и без того захочется стонать, думая, «что она живая»! Масса подробностей. Есть даже запись проектов.

3) И самое существенное: был предложен следующий способ «свержения»: кто-нибудь из нас (трех) отправится в Таврический дворец и, вызвав Керенского в кулуары, даст ему пощечину от всей России.

, и еще

17 Мне нравится

6 Комментировать

Саратов

20.01.17

Перестал любить шляпу с черной подкладкой, подаренную мне Петровским.

, и еще

29 Мне нравится

2 Комментировать