БодеКнязь, поручик, поэт исполнился двадцать один год. По случаю его совершеннолетия мы опять зажгли ёлку и вручили ему подарки. А у девочек и Боди подарок был для нас: музыкальная пьеса на стихи его собственного сочинения «Дельфийская тарелка».
Наталья подарила подарок своему брату.
Вечером доложили о приезде Георгия Бергера. Объявил, что Царскосельский Совет постановляет ликвидировать наш погреб, вот, мол, он, Бергер, и прилетел предупредить, чтобы мы припрятали лучшее вино. Три ночи кряду мы все, кроме великого князя, т.е. я, мисс Уайт, Жаклина, мой старший сын, приехавший из Питера, и Марианна с мужем Николашей, выносили из погреба и рассовывали по всем углам дворца тысячи бутылок.
В ответ на нашу просьбу вернуться в Царское, товарищ Алексеевский привез из Смольного разрешение. Уехали мы вместе в нашем большом одиннадцатиместном авто. По приезде в Царское мы оставили Алексеевского обедать, и за обедом внушала я ему, что советская власть долго не протянет. Внушения мои оказались успешны. Под конец обеда я из коммуниста сделала монархиста.
Я снова послала ординарца в Царское Село, и на этот раз он привез мне более обнадеживающие новости. По его словам, он слышал, что моего отца должны были выпустить в тот день из Смольного. В ожидании этого моя мачехаКнягиня, жена великого князя Павла Александровича, ВолодяКнязь, поручик, поэт и девочки уехали в Петроград; дом в Царском Селе был пуст. Однако ординарец не знал, где они остановятся в Петрограде, и все попытки найти их оказались бесполезными.
На другой день утром я перевезла к Ольге детей, мисс Уайт, Жаклину и горничную и в три пополудни явилась с пропуском в Смольный в надежде забрать великого князя домой. Сидела я с ним три часа.
Сегодня рано утром мы еще ничего не знали о папаОдин из старейших членов семьи Романовых, дядя императора Николая II, сын Александра II и безумно беспокоились, беспокоились так, что едва держались на ногах. Предметы вываливались у нас буквально из рук.
Около десяти приехал обратно Зверев и привез наконец письмо от Бебе. Новости неважные, но лучше, чем можно было ожидать: после долгих мытарств папа был отвезен в Смольный, где порешили его засадить в крепость. Читать далее
Мы поднялись на третий этаж, долго кружили по длинным коридорам, наконец подошли к дверям. Бергер сперва вошел один, потом выглянул, позвал нас с БодейКнязь, поручик, поэт. Боже, с каким волнением я обняла любимого! Он был цел и невредим, хоть устал и осунулся. Принесла я бутерброды, курицу, пироги и молоко. ПавелОдин из старейших членов семьи Романовых, дядя императора Николая II, сын Александра II ел с жадностью.
Мы узнали с ужасом, что большевики поубивали людей. К полудню вернулся из Питера наш автомобиль. С ним приехал и Бергер. Он привез мне и БодеКнязь, поручик, поэт пропуск и назначил нам на два пополудни, тотчас после обеда, ехать с ним в Смольный. В дороге почти не говорили. Мы с Бодей, наедине, всю дорогу в двадцать два километра, шептались о наболевшем.
Я была в саду с моим сыном Александром, который приехал известить нас и не мог уехать обратно. Вдруг мы увидели отряд солдат, моряков и красногвардейцев (вооруженные рабочие), который под предводительством военного мерным шагом подвигался к нашему дому...
В Царском Селе царило большое оживление. Туда прибыли полки казаков и раздавали листовки, призывающие население к спокойствию и поддержке правительства. Верховые гонцы быстро скакали по дороге, идущей вдоль ограды нашего дворца. К вечеру послышалась глухая канонада, которая к рассвету прекратилась. Утром, при ясной и солнечной погоде, стрельба возобновилась ближе и сильнее, чем накануне. Вдруг около полудня во всех церквах Царского сразу зазвонили. Этот гул пушек, смешанный со звоном колоколов, казался как бы борьбой добра со злом… Увы, зло победило добро! Колокола умолкли, а канонада становилась все сильнее и сильнее.
Я гуляла с моими девочками в саду, как вдруг страшный взрыв раздался над нашими головами. Стекла домов задрожали. Мы инстинктивно пригнулись к земле, как бы для того, чтобы избежать удара. Управляющий делами великого князя, артиллерийский полковник Петроков, сказал мне: «Княгиня, это неразумно. Вы каждую минуту можете быть убиты, кроме того, больше не может быть никаких сомнений в том, что большевики останутся победителями. Мне только что донесли, что казаки отступили, а Керенский, который еще сегодня утром был здесь, позорно бежал на автомобиле… Большевики сейчас являются, вероятно, уже хозяевами Царского». Действительно стрельба постепенно уменьшалась и к шести часам вечера совершенно прекратилась. В девять часов вечера полковник Петроков пришел сообщить нам, что большевики вошли в Царское и захватили дворец вдовы великого князя Владимира, который находился напротив нашего. Это была жуткая ночь. Я просыпалась и вскакивала при малейшем шуме, но нас пока оставили в покое.
Сегодня мамаКнягиня, жена великого князя Павла Александровича была в городе и разговорилась с двумя бабами, стоявшими в хвосте у Гурме. Одна баба заметила, что кинематографы полны народу, а церкви Божии пусты. А другая баба сказала, что «епископ Геннадий оченно велел храм почаще посещать и детей приводить». «И какое теперь, барыня, дети пошли! Вот этот мальчишка меня, извините, по матушке выругал!» Вечером читал папаОдин из старейших членов семьи Романовых, дядя императора Николая II, сын Александра II и мама окончание «Сафо». Им так же понравилось, как и начало. Папа упомянул о Майкове — это лестно, а мама определила влияние А.Толстого (Дамаскина) — это верно. После сцены объяснение Сафо с Фаоном мама сделала весьма женское замечание: женщины возражений — и поражений — не принимают.
Некая Ольга, кузина Гули П., слышала, как солдат в вагоне хвастался тем, что у него 70 000 капиталу. Она вскочила и сказала: «Товарищи! Давайте бить буржуя!» Все покатились со смеху, а буржуй как в воду канул. Читать далее
Нас освободили, и было как раз время, чтобы бежать из Царского. Увы, это был не единственный случай, который мы упустили! Мой сын Александр привел несколько преданных офицеров, предлагавших свои услуги, чтобы помочь нам бежать. Один из них, по фамилии Бриггер, которого я встречала у молодого Юсупова, по поручению своего начальника отыскал князя и сказал ему: «Ваше высочество, опасность для вас и вашей семьи становится с каждым днем все больше. Я умоляю вас выслушать меня и положиться на меня. Я авиатор, и мой начальник, полковник Сикорский, изобретатель “Ильи Муромца”, в курсе моих планов. Я спущусь ночью на одну из лужаек Царскосельского парка, которую мы с вами вместе выберем. Вы придете туда с княгиней, вашими детьми и небольшим количеством багажа. Аппарат мой — настоящая комната с двумя креслами. Через четыре часа мы будем в Стокгольме…» Читать далее
Наше заключение длилось в течение семнадцати дней. Пока мы сидели в комнатах, нас оставляли в покое, и наша жизнь казалась совершенно не изменившейся. Но как только мы хотели пошевельнуться, пойти подышать свежим воздухом, начинались притеснения. Один солдат, которого, видимо, забыли предупредить о том, что аллея, идущая вдоль ограды, входит в разрешенный круг, прицелился в меня из ружья за то, что я рискнула пойти туда. Я продолжала подвигаться вперед, уверенная в своей правоте. «Ты не видишь, что ли, буржуйка, что я хочу стрелять в тебя?» — закричал он мне. — «Прежде всего, я запрещаю тебе называть меня на “ты”, дурак”, — сказала я и продолжала идти. Ошеломленный, он опустил оружие.
Однажды, когда я прогуливалась перед домом, дежурный офицер, который ходил сзади меня и, казалось, до сих пор не замечал меня, пробормотал, обгоняя меня: «Я предан великому князю и вам на всю жизнь… Не отвечайте ничего», — поспешно добавил он, видя, что один солдат приближается к нам. Таким образом, эти образованные, воспитанные молодые люди трепетали перед мужиками, которыми они командовали… Разве это было нормально и допустимо? И не должно ли было такое положение вещей привести к бедствиям?