Мне было интересно показать семью художника в его мастерской. Возможно, кто-то и делал это до меня, но я работал с чувством первооткрывателя… «Семья художника» — это уже почти клише, означающее неустроенность, бедность и мытарства, но также веру и преданность общему делу. Я и хотел подчеркнуть в своей работе, что вся семья художника так или иначе участвует в его творчестве и поэтому достойна изображения в мастерской. Это в каком-то смысле еще ремесленный аспект работы… И в этом портрете, в фигуре дочери, я именно хотел спорить с самою жизнью. Другое дело — насколько мне удалось, но я хотел именно этого. Когда писал в портрете косу у дочери, чувствовал себя так, будто заплетаю косу живому существу, и наслаждался этим чувством. Наслаждался сознанием, что при помощи краски орехового цвета можно сплести в конце концов совсем живую косу, сплести ее так, что в косе будет ощутимо чувствоваться живой волос живого человека…
Эти натюрморты — прощание с уходившей эпохой. Они были написаны в ее последний год — и в первый год нового времени. Месяцем раньше или месяцем позже я не обратил бы внимания на эти предметы, не попытался бы стать ими, вдохнуть в них новую жизнь, а летом они мне показались символичными, взятыми из разных культур и вдруг встретившимися на перекрестке революционного года.
Вчера проезжал в Судак КончаловскийХудожник, один из основателей объединения «Бубновый валет» — художник. Он сейчас офицер. В нескольких словах он совсем по-иному осветил все, что делается на фронте: почему солдаты сейчас не хотят наступления. Мы раньше против машин и пушек выставляли живое человеческое мясо, а теперь это стало невозможно, потому что солдатские комитеты следят за тем, чтобы на каждую роту было достаточное количество пулеметов и снарядов, и без этого идти в бой отказываются. Но настроение армии сейчас, по его словам, прекрасное, и сейчас же, как все будет подготовлено, наступление начнется. Армия очень довольна Керенскимпремьер-министр и верит ему.