Когда с террасы дома КшесинскойБалерина ленинские молодцы, одетые в непривычные для русского глаза швейцарского фасона платья, явились народу и с нерусскими ужимками начали выкрикивать свои непривычные для русского уха слова, над ними трунили.
— Ишь его разбирает, сердечного! Точно кликуша на церковной паперти.
— А из каких они, батюшка, будут? — спрашивает старуха. — Тальянцы, что ли?
— А Бог их знает! Не то тальянцы, не то французы…
— Шуты гороховые, вот кто! — веско говорит чиновник.
Читать далее
Пособники врага, большевики, поддерживаемые немецкими миллионами, сменили дряблых интеллигентов-теоретиков. И Россия стала сводиться на нет.
В России, где еще так недавно промышленности совсем не было, наследственного рабочего класса быть не могло. Даже в настоящее время это еще не класс, а только зародыш класса. Значительное большинство рабочих — недавние выходцы из деревни, часто только временные выбросы из крестьянства, позаимствовавшие из городской культуры не лучшие ее верхушки. Новые непривычные условия городской жизни, наскоро схваченные социалистические софизмы, трудности существования, все это вместе взятое создало из них элемент, склонный к восприятию каких угодно учений, лишь бы учения эти соответствовали их аппетитам. Читать далее
Временное правительство, как и Царь, пало от собственного бессилия. Но бессилие Николая II с бессилием Временного правительства на одну доску ставить нельзя. Не Николай II виновен в том, что он править был неспособен. Власть в руки взял не он — ему власть вручила Судьба. Временное правительство за власть схватилось само — следовательно, за свою неспособность ответственно оно. Читать далее
Большевики арестовали членов правительства, за исключением Керенского, который, заблаговременно переодевшись в матросскую куртку, постыдно бежал. Немецкие пособники Ульянов (Ленин), Бронштейн (Троцкий) и Апфельбаум (Зиновьев) стали у власти.
В Москве назначено было в августе совещание всех общественных сил. Совещание это обнаружило одно — всю несостоятельность и общественных сил, и правительства. Корнилов это понял и заставил понять и Керенского. Вскоре после этого совещания между Корниловым, Керенским и военным министром Савинковым состоялось соглашение: Корнилов двинет часть войск в Петроград; большевики будут ликвидированы; власть в руки возьмет директория из трех лиц — Корнилов, Савинков и Керенский. Вследствие этого соглашения корпус Крымова с ведома Керенского был двинут в Петроград, но в последнюю минуту Керенский струсил, предал своих союзников, отрешил Корнилова от должности и приказал его арестовать.
На фронте армия разлагалась и таяла. Солдаты убивали своих офицеров, братались с немцами, продавали им пушки и амуницию и самовольно уходили домой. Даже Керенскому стало ясно, что одними истерическими речами воскресить армию нельзя. Командование было передано Корнилову, а неудачный Наполеон Керенский для спасения от большевиков все свои силы посвятил внутренним делам, то есть вновь прибег к испытанному средству — к словоизвержению.
Для Керенскогопремьер-министр закон не писан, хотя эти победители и боролись для торжества Закона над произволом.
Пост министра юстиции вскоре Керенскому показался слишком ничтожным, и он провозгласил себя министром-президентом, куртку сменил на френч и галифе и принял соответствующую позу. Разрушив своими мероприятиями армию, убив авторитет офицера и высшего командования, сделав из солдата политиканствующего хулигана, Керенский отправился на фронт, дабы силою своего красноречия, своей популярностью создать новую армию, стократ лучшую, чем прежде, — армию, «подобной которой мир еще не знал». И что совсем непонятно, этот мальчик был убежден, что такую армию он действительно создать в силах. И чем? Своей болтовней. Но, конечно, он ничего не создал.
Петроград все больше стал походить на деревню — даже не на деревню, а на грязный стан кочующих дикарей. Неряшливые серые оборванцы в шинелях распашонками все более и более мозолили глаза, вносили всюду разруху. Невский и главные улицы стали беспорядочным неряшливым толкучим рынком. Дома были покрыты драными объявлениями, на панелях обедали и спали люди, валялись отбросы, торговали чем попало. По мостовой шагали солдаты с ружьями, кто в чем, многие в нижнем белье. Читать далее
Керенскийпремьер-министр до революции был известен в Государственной думе лишь как истеричный лидер партии «левых ослов», как их именовал тот же Милюковлидер партии кадетов. Ни талантами, ни умом, ни знаниями Керенский не выделялся. Мелкий адвокат, повадками фигляр провинциального театра средней руки, он обладал двумя качествами — самоуверенностью и наглостью. И эти два качества вынесли этого умственного недоноска на поверхность.
Большевики, которых называли раньше «коммунистами», командированы в Россию из Германии для внесения смуты, и немцы же обильно снабдили их деньгами; Временное правительство знало, что коммунисты — эмиссары воюющей с нами державы, и тем не менее не только разрешило им въезд, но и встретило их торжественно. «Измена», — скажете вы? Нет, только глупость.
Жизнь и отчасти имущество столичных жителей красногвардейцы-преторианцы пощадили, но зато кровь их испортили до последней капли. Кто видел эту оседлую, серую, обнаглевшую сволочь — ее никогда не забудет. Улицы, театры, трамваи, железные дороги — все теперь поступило в их исключительное владение. Остальные жители теперь были только терпимы — «правов» теперь было только у них. В театрах они занимали царские ложи, на улицах в жаркие дни ходили в подштанниках, на босую ногу, гадили на тротуарах, рвали обивку вагонов на онучи, портили трамваи, перегружая их через меру, чуть ли не харкали в лицо прохожим. У лавок, особенно табачных, толпились стеной, мешая в них проникнуть, и приходилось нужное покупать у них втридорога.
Строго говоря, осталось все, как и было при Николае IIРоссийский император, только тогда один немощный правитель делал, что прикажет РаспутинДруг императорской семьи, теперь несколько импотентов — что прикажет Совет рабочих и солдатских депутатов. Существенная разница лишь в том, что прежде судьбой России вершил один проходимец, Распутин, теперь сотни проходимцев — «собачьи и разбойничьи депутаты».
Домом КшесинскойБалерина на Каменном проспекте завладела горсть, незначительная горсть коммунистов с Лениным во главе, и с террасы его с утра до вечера народ призывался к грабежу и убиению буржуев. Тщетно владелица обращалась к помощи властей, прося о выселении захватчиков. Ответ был один: «В свободной стране прибегать к силе против граждан неуместно».