Во фракции у нас прошло большинством голосов решение обратиться от Думы к монарху. Вожди наши были против этого решения, но большинство за то, чтобы сделать этот последний шаг. Я тоже голосовал против: сердце говорит, что незачем обращаться в это место, в это царство манасевичейИван Манасевич-Мануйлов — журналист, агент охранного отделения, надворный советник. В течение карьеры Манасевич-Мануйлов был замешан в различных аферах. В 1906-м был уволен из охранки за крупную растрату. В 1916 году, работая на посту управляющего канцелярией премьер-министра и пользуясь своим положением, шантажировал банки, требуя взятки. За годы войны Манасевич успел «заработать» 300 тыс. рублей. Был пойман с поличным, когда директор Соединённого банка граф Татищев и министр внутренних дел Хвостов выдали ему взятку помеченными купюрами. В декабре 1916 года дело Манасевича-Мануйлова, которое уже слушалось в суде с участием присяжных заседателей, было неожиданно приостановлено по высочайшему повелению. Генерал-прокурор Макаров получил от императора телеграмму: «Повелеваю прекратить дело Манасевича-Мануйлова, не доводя до суда». Макаров не стал беспрекословно выполнять это «повеление». И слушание было отложено до февраля 1917 года. В результате суда Манасевич-Мануйлов был лишён всех прав состояния и приговорён к полутора годам исправительных арестантских рот.. Читать далее
Дума стала на рельсы своей дороги первого караульщика величества. Шульгин, правый, назвал, определил уже царя как противника всего того, что как воздух необходимо стране. И правые молчат. Правда, я разглядел, что им приказано молчать. У них уже написаны свои рецепты. Один из них проболтался мне, что самый страшный и действительный рецепт: «Царь и народ». Верьте, голубчики, и не заметите, как и без царя, и без народа будете.
Температура в Думе как будто понижается. Следовало бы, по моему мнению, принять меры и правительству. Исключением хотя бы более неподходящих элементов.
На Думу начинает нажимать и угрожать «улица». Все эти резолюции съездов городского и земского союзов — митинговые резолюции плохо удавшихся митингов. Они глупы, слабы, но модны и тем опасны. Нужно во что бы то ни стало сохранить уголок, где бы был и царствовал государственный разум, и мудрость строительства, и воля разумная к нему. Вот и надо еще от улицы отбиваться.
Княгиня Васильчикова выслана из Петрограда за то, что обратилась с письмом к государыне с просьбой порвать с «темными силами». После ее высылки, произведшей большое неблагоприятное для властвующих впечатление, как слышно, многие высокопоставленные дамы написали такое же совместное письмо. Не знаю, что было дальше. ШульгинДепутат IV Государственной Думы, смеясь, говорит, что фрейлина, взявшая его для передачи, утеряла его. ГосударыняРоссийская императрица, жена Николая II рвет и мечет. Сделала визиты госпожам Штюрмер и Протопоповой. Говорят, что не опоздай она в Ставку на четверть часа, то Штюрмер остался бы у власти. По здешним сведениям, ПротопоповМинистр внутренних дел, националист-консерватор хранит лишь видимость министра и через несколько дней попадет в обер-камергеры.
Один из министров (путейский) приезжал к возлюбленному мною депутату и просил для правительства пощады: хоть одну неделю нападок на них. Обещал, что в эту паузу они сменятся, переменятся и проч. Думаю, что, к сожалению, эта пауза им дана. Они ее употребят на организацию нового обмана — посадят каких-нибудь новых немцев вместо штюрмеровских. Ох как долго все это тянется.
Не убили бы только Милюкова. Я думал вчера, отправляясь в Думу, что она уже закрыта: ведь премьера и министра иностранных дел обвиняли в воровстве и измене. Оказывается, пока что нет. Мерзавцы боятся. Штюрмер вместо требования следствия над собой, требует лишь обвинения Милюкова в клевете, в суде, подвластном Штюрмеру. О потеха!
Должен Вам сказать, что по общему направлению, какое придается продовольственной политике министром Риттихом, в очень близком будущем, вероятно, мы сядем на одну ржаную муку, которая притом будет в высокой цене, если только Бог пошлет в этом году урожай. Тяжко вообще живется здесь. Что голодаем и мерзнем — это бы все пустяки. Все перенести легко, когда есть уверенность, что переносишь ради успеха того дела, которому служишь. А вот когда видишь, что во всем — что дальше, то хуже и не видишь хотя бы вдали даже малого луча света, трудно жить. В провинции, в городах и в деревне все это сказывается только дороговизной да отсутствием многого в продаже, а здесь на глазах многое, что скажется еще после и от чего уберечь страну нет сил.