Дорогие Маруся и Володя! Поздравляю Вас уже с наступающими праздниками, ибо полагаю, что и эту открытку Вы получите уже когда они пройдут. От Вас давно нет писем, так же как и от мамы. От мамы, я думаю, мы теперь не скоро получим, потому что сообщение с Югом прервано. У нас все довольно отвратительно, и жизнь, и настроение. Работа идет только по инерции, охоты никакой ничему нет. Целую Вас крепко обоих и оставляю место Игорю.
Ваша Валя Читать далее
Сегодня от мамы пришло сразу две открытки. Пока, видимо, довольно сносно, но вот убили Горемыкина и вообще, видимо, тамВ Сочи. начинают великороссийские дела.
Граждане, опомнитесь. Разрушая дома, ваши или чужие, дружеские или вражеские, вы разрушаете свое и только свое добро, ибо все, что было раньше не ваше, ныне ваше, все принадлежит всему народу. Но это всенародное добро только тогда будет всенародным, когда отдельные граждане не станут растаскивать его по клочкам. Что растаскают, того уж не станет: каждому по клочку — от добра и помину нет. Берегите же сами и уговаривайте других беречь все предметы и искусства, и старины. Не растаскивать, а собирать и охранять их надо на благо нашим детям и внукам, чтобы на этих древних высоких образцах, завещанных нам отцами и дедами, они могли учиться, чтобы созерцание прекрасного и совершенного воскресило в них ту дедовскую любовь и то дедовское уменье, которые растеряли мы сами, которых своим детям передать не можем.
Что это от Вас, ребята, ни слуху ни духу? Напишите хоть+ живы ли? Хоть бы Маруся черкнула, как и что, здоровы ли или ты опять себя плохо ведешь, и как служба и пр.
Целую Вас обоих крепко. Хотя заслуживаете Вы этого мало. Ваш Игорь.
Сейчас ходил опускать свой избирательный бюллетень. Несмотря на праздник, первый день выборов и сравнительно позднее время — 11 ч. утра — никаких очередей не было. Все спокойно.
Дорогие Маруся и Володя, ужасные дни мы пережили, и впереди самые тревожные перспективы. Слава богу, никто из родных и знакомых не пострадал, хотя наш дом подвергался обстрелу. Неделю мы сидели в квартире бабушки на дворе. Читать далее
Дорогой Володя, все три посылки — две с твоими вещами и одна с моим скарбом — прибыли, к удивлению, вполне благополучно, избегнув, по воле провидения, научной любознательности христолюбивого воинства.
Твои обе посылки буду хранить, не вскрывая их, дондеже не придет иная череда. Однако поручиться, что они не будут вскрыты представителями той революционной домокрадии, члены коей уже дважды посещали нас на Пятницкой, 2, и в Дугино в августе месяце — я, конечно, не могу. Ужасно больно за твою библиотеку: то, что несомненно было бы сохранено в неприкосновенности хером Хинденбургом, едва ли уцелеет от христолюбивых. Я бы просил взять у меня с чердака хотя бы лишь две-три книжки итальянских типа «Varii precetti della pittura» Armenini, Lomazzo и т.п. XVI и XVII веков. Они очень редки и мне дороги. Высылайте, что вам надо, по адресу: Пятницкая, 2, Вал. Мих. Грабарь-Храбровой. Так удобнее, а то товарищи по домам не носят, а у меня нет времени стоять целыми днями в почтовых хвостах. Целуем вас обоих, Игорь.
Андреем Ляпуновым предложено в дар галерее произведение Врубеля «Сирень», масляный этюд на доске для картины того же названия, находящейся в собрании Остроухова.
Совет единогласно постановил принять предложенный дар, принести за него благодарность Ляпунову, доведя об этом до сведения Московской городской думы с просьбой о разрешении присоединить этюд Врубеля к основному собранию П.М.Третьякова.
Граждане! Берегите собрания искусства и старины: музеи, библиотеки, церкви, дворцы, старинные усадьбы и особняки, а также отдельные предметы, находящиеся в них, как памятники, статуи, картины, книги, старинную посуду, мебель и бронзу. Все это сделано руками ваших предков, русских художников, русских рабочих и крестьян, сумевших создать произведения искусства, которым удивляется весь мир. Пусть все остается на местах, там, где оно находилось до сих пор. Придет время и все это поступит в общенародные хранилища и станет достоянием того самого народа, который некогда создал эти сокровища красоты.
Сейчас еду обратно в Москву, пробыв здесь три дня. Приезжал по делам эвакуационным. Да будет Тебе известно, что я к эвакуации всех музеев в Москву отношусь совершенно так же, как ты относился к эвакуации в Пермь библиотеки. Но раз она решена, я считаю долгом делать все, чтобы она прошла по крайней мере безболезненно. Очень много дел. Недели через две-три снова придется приезжать.
Живу теперь в Москве безвылазно, т.к. ни одной минуты отлучиться не могу. И тем не менее для завтрашнего дня — Елизаветина дня, сиречь «тещина дня» — делаю исключение и еду завтра утром в Дугино. Пока все наши там. Может быть, пробудут весь сентябрь. Там все же лучше, чем здесь. Что касается зимы, то у нас уродилось много картошки и — как знать? — она может оказаться единственным нашим питанием. Да и то если ее не реквизируют, что было бы невероятным свинством и подлостью, ибо она посажена и выкопана собственными руками всей нашей семьи без «батрацких депутатов». Работали с утра до вечера, и сейчас работают, копают.
Из Петербурга и то все бежит, что имеет ноги. А у нас тоже неладно, но от соотечественников, а не врагов, но сведущие люди утешают: погодите, это еще пока цветочки, а ягодки будут, когда несколько миллионов «взбунтовавшихся рабов» катком проносятся через Москву. Где-нибудь на верхушке Алтая все же будет безопасно, хотя и несколько прохладно. На этих днях переловили наших непрошенных Дугинских гостей и главаря их. Их что-то не то 25, не то 40 человек всего — своего рода «товарищество на паях», с капиталом в 200 000, двумя автомобилями и т.д. — будто 9 из них убиты уже конвойными при попытке к бегству.
Передохнуть нельзя было за все лето. Особенно много «делов» сейчас, перед 28 сентября — днем 25-летия со дня передачи П. М. Третьяковым галереи городу. Хочется закончить ряд серьезных работ, для чего надо работать день и ночь.
Мне сейчас несколько трудно собраться с мыслями: всего несколько дней назад у нас в Дугине приключилось происшествие, которое нас всех вышибло из колеи. Добужинский расскажет Тебе, вероятно, подробности. В общих чертах вот что произошло. Так как я торчу всю неделю почти в Москве, вертясь с утра до ночи по комиссиям, то пользуюсь каждым деньком, когда мне удается вырваться в Дугино, чтобы пописать. К вечеру, перед заходом солнца, был редкостный по красоте, ясный, красочный вечер — я пошел писать этюд, попросив оставить мне обед. В 8 ½ я сел обедать, в столовой не было ни души — все разбрелись гулять кто куда, и я уже кончил обед, когда заметил каких-то людей, шедших по террасе и направлявшихся к входной двери. Когда они подошли вплотную, они вынули револьвер и тихо и внятно сказали: «Руки вверх!» Читать далее
Дорогой Володя, сейчас получили с Валей твою открытку от 8-го. Спасибо. Полагаю, что либо один из моих сотрудников-хранителей Третьяковской галереи, которого я командировал по делу в Питер, либо кто-нибудь из Зилоти, куда я его направил, сообщили тебе еще устно, по телефону, то, что я написал в письме. По телефону всегда еще можно как-то расспросить и повыведать то, что неясно в письме, а он все знает. Читать далее