Стрельба целый день.
РодзянкоПредседатель IV Государственной думы утром объехал город, заехал к Риттиху, потащил его к военному министру, того заставил поехать к председателю Совета министров и настоять созвать вечером Особое Совещание с приглашением президиума обеих палат, городского головы и председателя губернской земской управы. Все это было сделано, как всегда, без предварительного даже переговора со своими товарищами из президиума. Он, конечно, как всегда, сумел нарисовать картину безвыходного положения и рисовал себя в роли спасителя. Тут же в небольшом круге лиц он по секрету передал, что растерянные министры сказали ему, что только призыв его к власти мог поправить дело: «Дайте мне власть, я расстреляю, но в два дня все будет спокойно и будет хлеб». Засим он потребовал свидания с председателем Совета министров, посетил снова Риттиха и военного министра.
Начались на улице беспорядки на почве недостатка хлеба и закрытия фабрик. Дума заседала, рассматривала по этому поводу запрос и вынесла формулу, в которой предлагалось немедленно принять обратно рассчитанных рабочих и другие меры. Родзянко велел стенограммы не выпускать, находя, что это может еще больше встревожить, но когда на следующий день ему в Совещании с представителями фракций указали на то, что в газетах ничего нет, то он нагло объяснил, что члены Думы хорошо знают, какую он борьбу ведет из-за цензуры, но что, к сожалению, ничего сделать не может и что это не его вина. Все успокоились.
Скончался председатель бюджетной комиссии Алексеенко. По случаю траура заседание прерывается, устраиваются парадные похороны. На панихиде пристава стоят на дежурстве. РодзянкоПредседатель IV Государственной думы меня спрашивает: «А как вы будете хоронить, если умрет председатель?». Я отвечаю, что большего парада трудно сделать, разве если сами начальники отделов Канцелярии Думы станут на дежурство. «Это верно, — отвечает он. — Знаете ли, что надо сделать же отличие. Отмените дежурство завтра на отпевании приставов».
Родзянко видел председателя Совета министров кн. Голицына. Родзянко сказал: «Представьте себе, Голицын, увидев меня, говорит: "Ну что же, Вы довольны, мы отсрочили созыв, как Вы того желали". А, каков нахал! Я ему говорил при его первом визите на его вопрос, не отсрочить ли созыв, что это дело правительства, а теперь он говорит, что это было мое желание».
Получено извещение, что прием РодзянкоПредседатель IV Государственной думы у ГосударяРоссийский император назначен 20 января в 12 ч. дня. Октябрист Савич и гр. Капнист машут руками и говорят: «Все равно ничего не выйдет». Это приводит Родзянко сперва в бешенство, а засим он впадает в уныние. Вечером я его стал успокаивать. Засим в 10 ч. по его приглашению прибыл священник Таврической церкви, с которым он говорил наедине, после этого он вышел и объявил, что он овладел собою. В 2 ч. ночи я его оставил, и он снова заперся для беседы со священником.
Правительством приняты меры для изъятия из квартиры РаспутинаДруг императорской семьи всей его переписки. Рассказывают, что ВырубоваЛучшая подруга императрицы в тот же вечер с большим чемоданом выехала в Царское Село.
При вскрытии трупа в Чесменской богадельне никто не был допущен, кроме одной неизвестной сестры милосердия. О погребении ничего определенного не известно.
Убит Распутин. Газеты сперва молчали, потом стали помещать статьи со слухами об участниках предполагаемых и о жизни и влиянии Распутина, но скоро прекратили все это вследствие запрета цензуры.
Раздались снова резкие речи против правительства. Повторилось настроение 14 ноября. Ожидавшийся перерыв занятий последовал в 11 вечера. Трепов по телефону обратился к РодзянкеПредседатель IV Государственной думы с некоторым упреком: «А Дума из Ваших рук выскальзывает», — на что Родзянко ответил: «А Вы двенадцать человек и то в руках удержать не можете». Указ гласил о возобновлении занятий 25 января 1917 г.
Назначенное для разбора в окружном суде дело Мануйлова-Манасевича, обвиняемого в мошенничестве, было прекращено по высочайшему повелению.
После высокого подъема Дума вяло закончила и обсуждение декларации, и продовольственного вопроса, ожидая все каких-то событий и перемен, и ежедневно сама распускала в кулуарах всевозможные слухи. Повышенное настроение Думы перенеслось в Государственный совет, который вынес небывалую, в духе Думы, формулу, говоря о темных силах и пр. Ему вторил Объединенный Совет дворянства. Читать далее
Разнесся слух, что и ПротопоповМинистр внутренних дел, националист-консерватор вызвал на дуэль гр. Бобринского, но извинительное письмо последнего, в котором Бобринский писал, что намерения оскорбить Протопопова у него не было, ликвидировало этот вопрос. Этот инцидент огласке подвергнут не был.
Возник вопрос о вызове Маркова 2-го на дуэль. Целый день совещались секунданты РодзянкоПредседатель IV Государственной думы (генерал Дашков и Панчулидзев). Тем временем cовещание, фракции обсуждали свои по этому поводу постановления. Все находили, что принимать за личное оскорбление Родзянко не может, так как это относилось ко всей Думе. Фракции постановили не подавать Маркову руки, не входить с ним ни в какое общение и, увлекшись, не требовать от него никакого удовлетворения. Это последнее было слабо — выходит, что Марков безнаказанно может делать все, что хочет.
Отказ Маркова, кроме того, в свое время от дуэли с одним из депутатов заставил признать его недуэлеспособным, и вопрос о дуэли был исчерпан. Расчеты Маркова 2-го не оправдались: желая свалить Родзянко, он создал ему ореол небывалый. Читать далее
Вхожу в полуциркульный зал. РодзянкоПредседатель IV Государственной думы с сжатыми кулаками, хриплым голосом, удерживаемый толпою членов Думы, кричит: «Я его задушу своими руками, пустите меня!» Состояние его внушало опасение, так как все пережитое в последнее время отразилось на нем. Сквозь толпу я протиснулся к нему и стал уговаривать успокоиться. Но слова успокоения жужжавших вокруг членов Думы его только раздражали. Я просил их разойтись и оставить его одного. Мне удалось его повернуть, насильно взять руками за его большой живот и под руку свести в кабинет, куда был приглашен его сын. Тотчас была послана Государю телеграмма о сложении им с себя из-за инцидента звания председателя. Войдя чрез несколько минут в его кабинет, я увидел стоящего Родзянко и около него — маленького человека, прислонившегося к его грузному телу. Я думал, что это доктор, выслушивавший его сердце. Подойдя ближе, оказалось, что это секретарь Государственной думы Дмитрюков, который рыдал, лежа на его животе.
Пока утром РодзянкоПредседатель IV Государственной думы вел беседы, я оставался на вокзале. Когда выглянул в окно, все полотно дороги было покрыто белым покровом. Я думал, что выпал снег, но оказывается, что я ошибся. Целый полк баб из леек поливали пути известью. Ждали прибытия со своим поездом принца Ольденбургского. Поезд прибыл, дисциплина страшная, даже в отсутствие принца вся поездная прислуга выстроилась во фронт.