Да здравствует созданный нами стиль лучистой живописи, свободный от реальных форм, существующий и развивающийся по живописным законам!
Восток и нежный и блестящий
В себе открыла ГончароваХудожница,
Величье жизни настояще
У ЛарионоваХудожник, сценограф в антрепризе Дягилева «Русские балеты» сурово.
Читать далее
Нижинский был очень тяжел в Америке, а потом похудел и снова прекрасно танцевал.
Холл: в глубине за столом несколько офицеров. Перед ними бутылки и стаканы, точно на Мишиной картине — тираспольской, только там выпивка происходит под открытым небом. Мы (я и МишаХудожник, сценограф в антрепризе Дягилева «Русские балеты») входим в холл, я иду впереди — ДягилевАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» идет мне навстречу. Мы целуемся, как всегда, обнявшись, и вдруг у меня странное ощущение. Сер. Павлович сильно ущипнул меня за грудь! Что это было? Читать далее
ДягилевАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» — татар упрямый, самолюбивый, и т.д.
«Гондла» и «Феодора» предполагались вначале как либретто для балетов. Так как я и Наталия Сергеевна работали в балете русском Дягилева, то это было задумано совместно нами и Николаем Степановичем. Затем попросили Сергея Павловича Дягилева заказать ему что-либо (как либретто) для балета. Дягилев сказал, чтобы тему мы сами нашли. Надо было скоро. Все полтора месяца, пока балет был в Париже, мы брали Ник. Степ. каждый вечер с собой в Театр Шатле, где давались русские спектакли. Тогда Ник. Степ. и предложил для моей постановки «Гондлу», а для Наталии Сергеевны новую вещь — «Феодору», из византийской жизни. Музыка предполагалась первой вещи лорда Бернерса, а второй — Респиги. Читать далее
Дягилев уехал с труппой в Испанию — и там у него не пошло сразу, как он ожидал, с деньгами. Для меня и Наталии Сергеевны вышла задержка.
Дорогой Игорь, получил твое письмо, где боишься, не будет ли моя постановка «Антония и Клеопатры» похожа на «Святого Себастьяна» и «Елену Спартанскую». В этих двух постановках нет ничего общего. Одна (и одна из лучших моих постановок) — «Святой Себастьян», совсем не «пышная», а глубоко мистичная. Возьму для примера: недавний жестокий провал у СережиАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» «сказок русских» в постановке ЛарионоваХудожник, сценограф в антрепризе Дягилева «Русские балеты». Ни у кого она не нашла абсолютно никакого успеха, и Сережа жалуется до сих пор. Между тем, судя по твоим arriere-penseesФр. — «высказываниям»., она, эта постановка «русских сказок», пришлась бы тебе по вкусу, ибо в ней ты усмотрел бы наличность «последнего слова». Читать далее
Мы с Николаем СтепановичемПоэт, военный прогуливались почти каждый вечер в Jardin des Tuileries. Недалеко от арки Carrousel, на дорожке, чуть-чуть вбок от большой аллеи стояла статуя голой женщины с поднятыми и сплетенными над головой руками, образующими овал. Я, проходя мимо статуи, спросил у Н. С., нравится ли ему эта скульптура? Он меня отвел немного в сторону и сказал: «Вот отсюда». — «Почему, — спросил я, — ведь это не самая интересная сторона». Он поднял руку и указал мне на звезду, которая с этого места как раз приходилась в центре овала переплетенных рук. «Но это не имеет отношения к скульптуре». — «Да! Но ко всему, что я пишу сейчас в Париже “под голубой звездой”».
Видишь, Михаил Федорович, я пришел, как было условлено, в половине второго, чтобы идти в типографию и к Кастелюччи, а тебя нет. Не говори же после этого, что я бездеятелен, а ты аккуратен. Целую ручку Натальи СергеевныХудожница, жму твою.
Дорогая Наталья Сергеевна, сегодня получил вашу открытку, а также и посылку. Большое спасибо за память. Я уже давно не получал ни писем, ни посылок ни от кого. Когда Вы были в Италии, я писал вам и МишеХудожник, сценограф в антрепризе Дягилева «Русские балеты» довольно часто. Не знаю только, получали ли вы мои письма. От Миши последнее письмо получил от 1 февраля. О том, что Вы уехали в Париж, узнал из газет. Читал тоже о постановках в Риме музыкальных пьес Станиславского. В заключение могу повторить ваши слова: «Многое хотелось бы написать, да не знаю, что можно, чего нельзя». Кланяйтесь Мише. Желаю всего наилучшего.
Иван Ларионов
ДягилевАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» опасался болезни и заразы и всегда носил перчатки, не снимая их, даже когда здоровался с дамами. Он боялся лошадей, возможно, также по причине инфекции, и путешествовал в закрытой карете.