Равель потерял мать.
Коммунистическая революция восторжествовала в России, и я был лишен последних средств к существованию, которые еще приходили время от времени оттуда. Я остался попросту ни с чем, на чужбине, в самый разгар войны. Читать далее
Пожалуйста, сообщи Рубинштейн, что я жду ее ответа уже месяц. Надо ли писать музыку к ее спектаклю? Требую немедленного ответа.
Дорогой Игорь,
посылаю тебе вырезки о скандале Тосканини, которому не дали кончить концерт. Я очень рад, что бестактность всей этой компании наказана. По поводу и во время этого инцидента у меня вышло крупное столкновение с Хвощинским, который вслух защищал исполнение Вагнера. Это столкновение кончилось секундантами и уладилось с большим трудом. Имей в виду, что мои отношения с ним прерваны. Я тебе это сообщаю потому, что он уверяет меня о каком-то письме, посланном тебе и касающимся несколько иного вопроса, но на ту же тему. Подробнее переговоры при свидании.
Дорогой Левушка, прошу тебя передать аванс в 5 тысяч швейцарских франков (коль скоро решено, что я буду писать музыку к «Антонию и КлеопатреРечь о постановке «Антоний и Клеопатра» в переводе Андре Жида.») г-ну Оскару Рамю, который привезет их мне в Морж, если только эти деньги уже не посланы телеграфом в Банк кантона Во (о чем я просил тебя через мадам Боткину, с которой ты должен был встретиться на днях).
Целую.
Дорогой Левушка!
Я согласен сочинить музыку к Вашему шекспировскому спектаклюРечь о постановке «Антоний и Клеопатра» в переводе Андре Жида., ибо ты предоставляешь мне ту свободу, которая была для меня краеугольным камнем моего участия во всем этом предприятии. Я очень, очень этому рад и думаю, что ты не раскаешься, что принял это мое условие. Читать далее
Дорогой Игорь, я видел все время мадам Рубинштейн, Андре Жида, говорил без конца с ними о постановке и вот пишу тебе с их согласия и их одобрения мои соображения по поводу твоего замысла постановки. Самое главное, я приехать в Швейцарию абсолютно не могу по тем же причинам, что и ты, и рад был бы, кстати, увидеть сестру и ее семью, которых не видел три года с лишним. Физически невозможно нам свидеться, чтобы переговорить и столковаться о постановке, и единственный выход — это установка взаимного соглашения по переписке: другого исхода нет, и надо или согласиться с этим, или отказаться. Жалко, что ты мало сговорился с Жидом, а это очень живой человек, и с полномочиями. Но нечего делать.
Твоя мысль — модернистическое толкование постановки «Антония и Клеопатры» — единогласно нами отброшена и вот по каким зрело обдуманным соображениям.
Читать далее
Дорогой Левушка, из моей телеграммы ты, надеюсь, понял что за отметка находится в моем паспорте (там ясно сказано, что белобилетчик Стравинский явился в Женевское консульство для переосвидетельствования и признан неспособным явиться теперь же в воинское петроградское присутствие, почему ему дана отсрочка на сию явку на один год без права выезда из Швейцарии). Единственный выход из этого «завидного» положения, в которое меня поставила эта сволочь — женевский консул с г-ном Бибиковым (из Берна — который, кстати, попадет за добрые дела под суд вместе с женевским хамом) — единственный выход тот, чтобы ты немедленно приехал бы ко мне. Нельзя тратить столько времени на переговоры. Вот уже пять месяцев потеряно!!! И это не моя вина. Я не переставал твердить тебе и Жиду, что не повидавши тебя, я ничего решить не могу, а в последних моих письмах к тебе и прибавил еще уверенность свою в том, что мы с тобой, наверное, сговоримся, когда увидимся. Право же, невозможно тянуть дела так долго, да и мне надобно знать — буду ли я работать с тобой над «Антонием или же примусь за другую вещь, которую имел в виду делать этой зимой. Итак, решай немедленно без проволочек и телеграфируй.
После медицинского освидетельствования Российское консульство отказало в паспорте по причине здоровья. Встретиться с тобой нет никакой возможности. Срочно приезжай сюда.
Когда ты приедешь и что означает твое молчание? Целую.
Приеду к тебе в Морж в начале октября. Обнимаю.
Ты получишь большое письмо. Обнимаю тебя.
Бакст
Дорогой Левушка, вот несколько строчек в дополнение к моей вчерашней телеграмме. Прошу тебя приехать ко мне в Морж, чтобы мы могли договориться, так как я уверен, что все вопросы постановки можем уладить только мы с тобой вдвоем. Я никак не могу покинуть семью. Значит, тебе самому, мой дорогой, придется ехать для переговоров по поводу шекспировского спектакля. Я совершенно уверен, что если бы ты приехал, все бы устроилось, и я бы начал работать над музыкой. Так что жду твоего ответа. Напиши мне или лучше телеграфируй, чтобы сообщить о твоем приезеде в Морж.
Твой друг Игорь Стравинский
Если приедешь ко мне, то сможем договориться относительно спектакля. Телеграфируй в Морж. Целую.
Стравинский
В течение лета я продолжал работать над последней картиной «Свадебки» и подготовил пьесу для пианолы. Вероятно, чтобы не отстать от моих предшественников, которые, возвращаясь из Испании, закрепляли свои впечатления произведениями, посвященными испанской музыке, — больше всего это относится к Глинке с его несравненными «Арагонской охотой» и «Ночью в Мадриде» — я доставил себе удовольствие и отдал дань этой традиции. Читать далее