То, что вчера все считали утопией, теперь всем кажется так просто и естественно.
Однако, неистребимую веру в здравый смысл народа и в неизбежное конечное торжество лучших идеалов надо иметь теперь, чтобы не ужаснуться перед всей гнусностью картины, которая развертывается перед миром творцами переворота. К счастью своему, я таким неистребимым чувством глубочайшей веры вооружен, и хотя и с тяжелым сердцем, но переношу действительность. Очевидно, чтобы массы поняли, кто и как их одурачил, необходимо им пережить весь ужас позора благодаря преступной деятельности большевиков и испить до дна всю чашу унижения.
Чтобы удивить товарищей, я придумал нападать на них по вечерам при выходе из коллежа. Жертвами становились дети слабее меня. Первое нападение я совершил на мальчика лет тринадцати, который как животное пожирал свой хлеб и шоколад: кусок хлеба, кусок шоколада, кусок хлеба, кусок шоколада — и эта автоматичность с самого начала раздражала меня. Кроме того, он был некрасив, а его шоколад дурного качества. Я возненавидел его. Делая вид, что поглощен чтением книги князя КропоткинаКнязь, географ, теоретик анархизма (я никогда не читал этой книги. Но мне казалось, что портрет князя на обложке и даже название книги, «Порабощение хлеба», страшно разрушительны, и делают меня интересным для людей, которых я встречаю на улицах). Читать далее
Милые, дорогие! Сейчас получил ваше письмо. Шло оно почти шесть недель до Петрограда и две недели из Петрограда сюда. Хорошо еще, что дошло. Не писал я никому из друзей, потому что, безусловно, был не в силах писать. Сперва был очень занят и болел. А потом, когда переживания так безнадежны, писать невозможно. Я по крайней мере не в силах. Вы знаете, как я всегда верю в будущее, ко мне приходило много народа только, чтобы этою верою в будущее подкрепить себя. Без разрухи революция невозможна, и я, понимая это, не терял надежды — и теперь не теряю — я работал сам по себе, в одиночку, и буду работать. Но излагать все это, рассказывать то, что с болью переживаю, не в силах. И к чему? Притом же такие письма ведь не доходят.
Уже 5 дней продолжается перестрелка в Москве. Пальба из орудий и ружейная днем и ночью… Все это — очень близко от нас… Вчера получил хлеба на человека ⅛ фунта. 3-й день — ¼. Сегодня вовсе не получил хлеба: дворник отказался идти в Комиссариат и возобновить карточки… Вдоль Никитской все время шальная пальба ружейная…
Вчера горел громадный дом № 6 на Тверском бульваре… И никто не тушил.
Работа есть кое-какая… Читаю корректуры «Великой Революции» и «Записок», вижу много народа. Готовлю другую большую работу — построительную — и уделяю время Обществу сближения с Англией. А вечером, после 8-ми, почти каждый день заходят посетители.
Читала сестре вслух статью (письмо) кн. КропоткинаКнязь, географ, теоретик анархизма, очень умную.
Чего следует ожидать от немецких армий, если они дойдут до Петрограда, совершенно ясно из того, что они делали в Бельгии и Польше. Во-первых, немцы, конечно, не займут Петрограда, не обеспечив себе продовольствия из внутренних губерний России. А ради этого они, идя на Петроград соединенными усилиями армии и громадного флота, очевидно, постараются в то же время продвинуться по линии Псков – Бологое – Рыбинск, чтобы проложить себе путь к Верхней Волге и центральным русским губерниям. Одновременно с этим они неизбежно постараются связать свои завоевания на севере с южно-русскими железными дорогами. Затем, следуя той же политике, какой они следовали в Бельгии, немцы будут выбирать из рабочего населения наиболее крепких и здоровых и отсылать их в рабство в те области, которые они решат оставить за собой, — Лифляндию, Курляндию, Литву — или в Пруссию. Читать далее
Как много развелось их, крайних левых, прочих большевиков. Всматриваясь в фигуры доморощенных Сент-Жюстов. Как они все «непримиримы»! Как великолепны их жесты! С каким презрением они плюют с высоты своего большевистского величия на «социал-патриотов», бабушкуБабушка русской революции, КропоткинаКнязь, географ, теоретик анархизма, МинораОсип Минор — эсер, председатель Московской городской думы., ПлехановаЖурналист, писатель, историк и др.
Однако, странно… Как много среди них знакомых фигур, недавно еще очень, очень маленьких, махоньких, до революции стоявших в степени родства «седьмой воды на киселе». Была, например, Лариса РейснерЖурналистка, поэтесса. Читать далее
Я глубоко верю, что Россия справится с теперешней разрухой, но пережить ей придется тяжелую годину. Я говорил с Георгием ЕвгеньевичемПервый председатель Временного правительства, нельзя ли найти нужные строительные силы в Земствах и организовать Земскую Россию, как он организовал Земский союз для войны, как серьезную политическую силу. Но земства больше нет. Новые земства, где и выбраны — из всякого сброда, назвавшего себя эсерами, — не больше стоят, чем новые Думы: ни знания, ни опытности, ни привычки к работе.
В Петербурге я ближе познакомился с Керенским и полюбил: высоко-трагическое его положение. Здесь часто вижусь с Георгием ЕвгеньевичемПервый председатель Временного правительства, и мы очень его полюбили. В трагический момент он сейчас же поехал в Петербург помогать Керенскому, и я поехал бы с ним, если не лежал с повышенной температурой. И сейчас еще лежу. Лечит меня профессор Ланговой, специалист по кишечным заболеваниям, и очень симпатичный.
В Москве чувствую себя куда лучше, чем в Петрограде, что касается личных друзей. Нас устроили у очень хороших людей (Большая Никитская, 44), и Соня радуется, что они взяли на себя кормление нас. Должно быть, тут и останемся на зиму.
Все нужно делать. Все нужно строить. У нас в Петрогораде я видел хвосты, в которых жены рабочих стоят по три, по четыре и пять часов, чтобы получить хлеб и немножко молока для своих больных детей. Разве это организация? Где же вы, господа городские головы и организаторы городского хозяйства, что не можете упорядочить этого? Не ваша ли это обязанность, святая обязанность?
Я не могу долго занимать ваше время, но скажу еще одно. Мне кажется, нам в этом Соборе русской земли следовало бы уже объявить наше твердое желание, чтобы Россия гласно и открыто признала себя республикой. При этом, граждане, республикой федеративной! Товарищи и граждане, заметьте, что я не понимаю федерации в том смысле, в каком это слово употребляют, говоря о федерации в Германской империи: это не федерация. И если бы в России, на несчастье, различные народности разбились бы на мелкие государства: кавказское, украинское, финноское, литовское и т.д., то это была бы такая катавасия, какую мы видим на Балканском полуострове. Это было бы поприщем для таких же интриг между всеми царьками — романовскими, т.е. гольштейн-готорнскими, кобургскими и т.п. Нет, не такая федерация государства нам нужна, а федерация, какую мы видим в Соединенных Штатах, где хотя каждый штат имеет свой парламент и этот парламент заведует всеми внутренними делами, но во всех делах, где требуется согласие нескольких штатов или даже всех штатов, там они выступают как тесный союз, как действительная федерация. Вы знаете, как дружно они все поднялись теперь, когда потребовалось выставить силы американской демократии против подлой австро-германской монархии!
Если бы немцы победили, последствия этого для нас были бы так ужасны, что просто даже больно говорить о них и пророчить такие вещи. Если русским народом овладеет усталость, то чем это кончится? Польша и Литва станут частью германского государства и увеличат геманскую империю 20 миллионами народа. Курляндия отойдет к немцам, и тогда Рига и, может быть, Ревель — во всяком случае Рига — станет военной крепостью, так же, как и Ковно. Для чего? Для защиты Германии? Нет, для нападения на Петроград и на Москву. Я уже не говорю о том, что произойдет, если они возьмут притом Одессу и, может быть, даже Киев. Читать далее
За это время, пока мы были заняты формальным переименованием союза в совет, в Москве открылось Всероссийское демократическое совещание, и на его трибуне показался уважаемый, дорогой наш старик — Петр Алексеевич КропоткинКнязь, географ, теоретик анархизма. Гуляйпольская группа анархистов-коммунистов остолбенела, несмотря на то что глубоко сознавала, что нашему старику, так много работавшему в жизни, постоянно гонимому на чужбине и теперь возвратившемуся на родину и занятому в старческие годы исключительно гуманными идеями жизни и борьбы человечества, неудобно было отказаться от участия в этом Демократическом совещании. Читать далее