Мы поехали в Сан-Мориц. Как я и предполагала, Вацлав был очарован увиденным. Вскоре мы нашли чудесную виллу на высоком холме по дороге к Шантре. Я быстро наняла прислугу и привела все в порядок. Когда на вилле затопили, мы вышли во двор и, застыв от восторга, благоговейно глядели на дымок, поднимавшийся из трубы нашего первого дома. Впервые со времени свадьбы мы могли жить спокойно, не потревоженные никем. Читать далее
В конце аргентинского сезона мы навестили наших друзей в Монтевидео, и по просьбе французских и английских послов ВацлавТанцовщик дал дополнительное представление для раненых солдат армии союзников. Ему аккомпанировал Рубинштейн. Публика неистовствовала от восторга. Читать далее
Я молилась о том, чтобы этот проклятый сезон скорее кончился. ВацлавТанцовщик танцевал «Шехеразаду». Он изменил грим, сделав его серебристо-серым. Наблюдая за ним на сцене, я забывала обо всех наших невзгодах. В финале, когда он делал последний прыжок, зрители вскочили с мест с криком ужаса. Вскочила и я, хотя видела «Шехеразаду» более ста раз. В заключительной сцене, где стражник ловит Вацлава и ударяет его мечом, Нижинский, слегка коснувшись головой пола, взлетел в воздух, затрепетал и упал. Я бросилась за кулисы, испугавшись, что он искалечен, и увидела мужа, спокойно проделывающего антраша. Он играл настолько убедительно, что публика, как и я, подумала — артист и в самом деле испытывает сильную боль. Но то, чего я постоянно боялась, в конце концов все-таки произошло. Читать далее
В одну из ночей ВацлавТанцовщик неожиданно разбудил меня:
— Знаешь, «Фавн» стоит в программе на послезавтра, а меня даже не предупредили.
— Не может быть.
— Я сказал, что это нечестно, но они только пожали плечами. Я не позволю им дать этот спектакль. Читать далее
В Рио нас встретила группа друзей и персонал русского посольства. Мы остановились в отеле «Сильвестр», где и четыре года назад, когда впервые узнали счастье семейной жизни. Наш маленький кружок состоял из членов дипломатического корпуса и нескольких бразильских семей. Но приятное времяпрепровождение закончилось, как только мы вошли в театр. За исключением Дробецкого, руководство труппой предпринимало все для того, чтобы сделать работу ВацлаваТанцовщик в Балете невыносимой. Читать далее
Днем НижинскийТанцовщик известил ДягилеваАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства», что из-за отсутствия контракта он больше не будет участвовать в спектаклях Русского балета, и мы отправились на вокзал. Но только вошли в мадридский экспресс, как двое мужчин остановили нас: «Мадам и месье Нижинские, следуйте за нами, вы арестованы». — «На каком основании?» — «На основании приказа его превосходительства 3., губернатора Каталонии, именем короля». Читать далее
До сих пор наша интимная жизнь складывалась идеально счастливо. Иногда меня охватывало странное чувство: наверное, то же испытывали женщины из греческой мифологии, когда боги нисходили, чтобы любить их. Во мне жило невыразимо радостное сознание, что мой муж больше, чем земной человек. Экстаз, который он создавал в любви так же, как и в искусстве, имел очищающее воздействие. И все же что-то непостижимое таилось в его душе, скрытой от всех. Теперь Вацлав принялся говорить, что секс оправдан только в том случае, когда в результате него происходит зачатие новой жизни. Читать далее
Мои дорогой Жак, никогда не занимайтесь правкой сонат для скрипки и клавесина Баха в дождливое воскресенье!.. Я только что кончил их просматривать, и тогда дождь пошел и в моей душе… Читать далее
Сергей ПавловичАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» буквально влетел в вестибюль отеля и страстно обнял НижинскогоТанцовщик: «Ваца, дорогой, как ты поживаешь?». Объятие получилось таким нежным и искренним, словно никаких недоразумений между ними не существовало. Это был настоящий Дягилев прошлых дней. Они уединились в уголке и разговаривали — шли часы, и, казалось, старая дружба восстановлена. С того дня мы практически все время проводили с Дягилевым. Разговоры о контракте на гастроли в Южной Америке не возникали — Сергей Павлович просто сказал: «Мы открываем сезон в Мадриде, в театре “Реаль”, затем дадим несколько спектаклей в Барселоне. МясинХореограф, танцовщик сочинил новые балеты, я хочу, чтобы ты посмотрел их и сказал свое мнение. А у тебя есть что-нибудь новое?». Читать далее
Пришла весна, все купалось в солнечных лучах. Обычно мы сидели и читали в Предо, а Кира играла среди цветущих ирисов. Читали в основном стихи Оскара Уайльда и Рабиндраната ТагораРабиндранат Тагор — индийский писатель, поэт, композитор, художник, общественный деятель. Первый среди неевропейцев, кто был удостоен Нобелевской премии по литературе в 1913 году.. Последний полностью завладел воображением Нижинского, чему я была чрезвычайно рада, поскольку его философичная поэзия противостояла фанатичному учению Толстого, оказавшему столь разрушительное действие на психическое состояние Вацлава прошлой зимой. Казалось, неудобства нашей недавней поездки полностью забыты, пока однажды днем я не открыла стенной шкаф и не обнаружила, что там полно мышей. Я расплакалась, увидев, что они сделали с моими платьями. Читать далее
Итак, сезон окончился; труппа возвращалась в Европу. Нужно думать о будущем. МужТанцовщик сказал, что телеграфировал ДягилевуАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства»: «В принципе я согласен обсудить проект поездки в Испанию». В нем вновь вспыхнула надежда, что, в конце концов, между ним и Сергеем Павловичем возникнет понимание. Несомненно, он тосковал по старой дружбе и Дягилеву прошлых лет. Читать далее
Когда мы прибыли в Чикаго, я объявила — если онТанцовщик в самом деле решил зажить жизнью толстовца, я возвращусь в Нью-Йорк одна. Он может оставить себе Киру, если захочет, поскольку я никогда не смогу приспособиться к этой жизни. Вацлав отвез меня и дочку на вокзал и выглядел таким грустным и робким, что я не выдержала и сказала, если буду нужна, стоит ему только позвать, я сразу приеду.
Я поговорила с мужем очень откровенно, сказала, что при всей моей любви и восхищении им я не могу согласиться с его идеей бросить танцы и жить в России жизнью простого мужика-землепашца. Я понимала, что он измучен вечно кочевой жизнью, которую вел Русский балет, соглашалась, что искусство нуждается в мире и творческая работа возможна только в спокойной атмосфере; что он не из тех, кто использует свое мастерство в коммерческих целях. Я была готова ехать с ним в Россию, но не верила, что он в состоянии бросить то, что любил больше всего — танцы; это не может быть его собственным убеждением, он находится во власти чьих-то злых чар. ВацлавТанцовщик в течение разговора задумчиво молчал.
Канун Нового года мы провели в отеле, а поскольку новогодняя ночь всегда носит оттенок мистики, попросили итальянца Бароччи, не раз заявлявшего о своем даре ясновидения, предсказать наши судьбы. Он очень хорошо читал будущее по линиям руки. Мне Бароччи обещал долгую жизнь и хорошее здоровье, добавив: «Через пять лет вы разъедетесь с Вацлавом Фомичом. Я вижу расставанье, но не развод». Я засмеялась: «Удивительно и невероятно!», — но мне стало не по себе. Затем он взглянул на ладонь Вацлава, резко отпрянул и прикрыл руку мужа своей:
«Не знаю... не могу сказать... извините». Читать далее
Мы посетили испанскую миссию и, конечно, получили приглашение побывать в Голливуде. Для этого пришлось проехать на машине двенадцать миль по выжженной земле. Знаменитая «фабрика грез» состояла тогда из нескольких деревянных бараков и одного-двух павильонов, разбросанных среди деревьев.
Чарли Чаплин проявил большой интерес к Русскому балету; ни разу не пропустил представления и старался оставить труппу еще на неделю, что было невозможно: расписание гастролей планировалось заранее. Когда в первый вечер мы услышали, что он присутствует в зале, все пришли в волнение — Чаплин был всеобщим кумиром, им восхищались повсюду. Читать далее