Лиссабонский театр, где мы выступали, был огромен и похож на цирк. Он и назывался Колизеем. Дягилеву он крайне не нравился. Но другого помещения не было, так как бывший Королевский театр закрылся. На следующий день после приезда мы с Дягилевым направлялись в Колизей, находящийся поблизости от отеля, и в тот момент, когда мы собирались войти в театр, неожиданно раздалась пальба. Появились какие-то бегущие люди, их преследовала конная полиция, и те быстро спрятались в дверном проеме: в театре нам сообщили, что началась революция, и предложили быстрее вернуться в отель. Читать далее
Как-то вечером, в период нашего долгого пребывания в Лиссабоне, возвращаясь из театра с ДягилевымАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства», ГригорьевымРежиссер; исполнитель мимических ролей; администратор; ответственный за подбор новых актеров и португальским приятелем, мы услышали крики и стрельбу. Бомбы и снаряды взрывались на улице. Мы ринулись к гостинице, и там нам велели спрятаться под основной лестницей, где мы и провели три дня и три ночи португальской революции. Наш португальский друг был элегантным балетоманом, и я до сих пор помню, как его белоснежная плиссированная манишка становилась серой по мере того, как дым проникал с улицы в вестибюль гостиницы. Дягилев, пожалуй, был больше раздражен, чем испуган, и горько сожалел, что мы теряем драгоценное время репетиций. Читать далее
После четырехмесячного отсутствия мы прибыли в Барселону. Сразу же Дягилев собрал всю труппу и сказал, что из-за длительности войны ему все труднее обеспечивать контракты. Он далек от отчаяния и уверен, что Русский балет еще узнает лучшие времена, но все, что ему удалось организовать сейчас, — это отдельные выступления в самой Барселоне, Мадриде и Лиссабоне, а далее работы пока нет. Он также сообщил, что в наше отсутствие Мясин задумал ряд новых балетов, репетиции которых начнутся немедленно.
Несмотря на все трудности, как из рога изобилия вылившиеся на меня и БароччиРандольфо Бароччи — администратор труппы Русского балета, муж балерины Лидии Лопуховой., сезон в Буэнос-Айресе был в целом успешным. С течением времени труппа возмужала и сложилась в отличный ансамбль. Огромную популярность обрели Лопухова и Чернышева, а также Гаврилов, выступавший в тех же партиях, что и НижинскийТанцовщик. Сам я был непрерывно занят репетициями и залатыванием пострадавших от огня декораций. В конце концов я так измотался, что мечтал о дне возвращения в Европу. Читать далее
Возникли серьезные разногласия с новым импресарио Да Розой. Согласно контракту, он был обязан после восьмого спектакля заплатить нам за неделю, а также выдать обратные билеты в Европу. Но когда пришло время это сделать, он сказал, что рассчитается в конце сезона. Нас же предупредили, что Да Розе верить нельзя. Проконсультировавшись с юристом, мы узнали, что если не получим все положенное в указанный день, перед девятым спектаклем, то должны отказаться в нем участвовать, иначе потеряем деньги. Читать далее
В Буэнос-Айресе, где мы снова должны были выступать в Театре Колон, Моччи перестал быть нашим импресарио. Его сменил португалец Да Роза. Гастроли начались 11 сентября и оказались в числе самых трудных, которыми мне доводилось руководить.
После Сан-Паулу нам предстояли выступления в Буэнос-Айресе. Трудность заключалась в том, чтобы туда добраться. В то время не существовало железной дороги между этими городами, а пароходы были малочисленны и нерегулярны. Поэтому наш импресарио решил нанять небольшое немецкое судно, реквизированное бразильцами и переименованное в «Гуайаву». Некоторое время его не использовали, но тут его быстро, хотя и довольно поверхностно, отремонтировали, и оно оказалось вполне удобным для транспортировки нашей труппы. Мы отплыли из Сантоса, и сначала все шло хорошо. Но на третий день я проснулся с ощущением, что остановились двигатели. Читать далее
Из Рио мы должны были перебраться в индустриальный центр Сан-Паулу. Мы с Бароччи поехали на машине и оказались на месте раньше труппы, которая отправилась поездом. Артисты прибыли около десяти часов вечера, и раньше других в гостиницу влетел КремневНиколай Кремнев — танцор, муж балерины Лидии Соколовой., бледный как привидение. Оказалось, что контейнер со всеми костюмами и декорациями вспыхнул в туннеле от искры и полностью выгорел. Я был совершенно потрясен известием и лишь изумленно взирал на Кремнева не в силах вымолвить ни слова. Читать далее
Мы отплыли в Рио на борту британского корабля «Амазонка». Он был вооружен, и помимо нас на борту почти не оказалось пассажиров. Доминировало чувство беспокойства, и в первый же день плавания, когда я стоял на палубе, мечтая о прекрасной бухте в Рио, вдруг все заволновались и послышался крик: «Подводная лодка!». Рядом со мной случайно оказалась госпожа Нижинская. Она схватила меня за руку и нервно спросила: «Нас потопят?». Я сказал, что, может быть, да, а возможно, и нет. Затем судно резко изменило курс: двигатель захлебывался и весь корпус дрожал, когда на максимальной скорости мы стали удаляться. Затем орудия нацелили на какой-то предмет в море, и пассажиры, как и команда, сгрудились на той стороне. Однако все, что я сумел увидеть, была масса пены на поверхности воды. Потом, спустя час, показавшийся вечностью, мы снова изменили курс и нам сообщили, что опасность миновала. На следующий день мы благополучно достигли Рио.
Сойдя на землю в Монтевидео, мы с женой направились в отель, где останавливались в 1913 году, и получили ту же самую комнату, которую снимали раньше. В отеле был ресторан, знаменитый своей кухней; там за обедом мы с Бароччи должны были встретиться с импресарио месье Моччи. Несмотря на изысканную пищу, я редко испытывал меньшее удовольствие от обеда, чем в тот раз. Моччи не пытался скрыть недовольство и заявил, что ДягилевАнтрепренер, организатор «Русских сезонов», редактор журнала «Мир искусства» нарушил контракт. Он не только отправил нас в Монтевидео вместо Рио, но и сам не приехал и не прислал СтравинскогоКомпозитор с БакстомХудожник. В сложившихся обстоятельствах, заявил импресарио, мы ему не нужны и можем тотчас возвращаться в Европу. Читать далее
Из Парижа мы вернулись в Испанию, которую искренне полюбили. Она совсем не похожа на другие известные нам страны, чем-то, пожалуй, напоминая Россию. Нас завораживали испанские танцы, бои быков, и мы сочли, что испанцы разделяют любовь русских к зрелищам. Наша привязанность оказалась взаимной. Мы стали по-настоящему популярны в Мадриде: нас очень тепло встретили, театр был всегда полон, и снова король Альфонсо не пропускал наших спектаклей.
«Парад» изображал жизнь бродячего цирка и состоял из ряда хореографически решенных цирковых номеров: акробатов, китайского фокусника, маленькой американки и коня. Последнего изображали два танцовщика, которые, к огромному удовольствию публики, выкаблучивали довольно сложные па под ритмы, заменявшие музыку. Были еще два менаджера в костюмах из кубических картонных конструкций, изображавшие небоскребы с окнами, балконами, лестницами, но не лишенные и каких-то человеческих форм. Танцовщики ненавидели эти костюмы, двигаться в которых было мучением, а в промежутках между номерами им приходилось проделывать немало телодвижений, что должно было изображать их беседу.
За день или за два до Дягилев объявил, что решил внести изменения в финальную картину балета, чтобы она более соответствовала духу времени. Вместо короны и скипетра Царевичу теперь будут вручать фригийский колпак и красный стяг. Это была дань первой, «либеральной», февральской революции в России… Красный стяг символизировал победу сил света над силами тьмы, воплощаемыми Кощеем. Этот дягилевский жест нам всем показался неуместным, но наш руководитель был упрям и не желал никого слушать.
Однако, когда зрители крайне холодно на это новшество отреагировали, он понял, что получил плохой совет и восстановил сцену в первоначальном виде.
В Париже фронт сравнительно близок. Тем не менее жизнь здесь также казалась совершенно обычной. Правда, многие обитатели покинули город и, поскольку мужчины призывного возраста находились в армии, не чувствовалось обычного веселья. И все же очарование Парижа осталось.