ЛюбаАктриса была ночью в «Бродячей собаке», называемой «Привал комедиантов». За кулисы прошел СавинковРеволюционер, публицист, привезенный из Музыкальной драмы, где чины Военного министерства ухаживают за Бриан. Сегодня контрразведка должна представить ему доклад, где он вчера был. Производит энергичное впечатление. На улицах возбуждение (на углах кучки, в трамвае дамы разводят панику, всюду говорится, что немцы придут сюда, слышны голоса: «Все равно голодная смерть»). К вечеру как будто возбуждение улеглось на улице (но воображаю, как работает телефон!), потому что пошел тихий дождь.
Когда так долго не видишься с тобой, часто нужно многое сказать, обо многом советоваться, потом это заслоняется другим, входишь в другую колею. Что со мной будет (в смысле войны), я еще совершенно не знаю; пока — дела много, из-за этого многое забываешь. Так много с тобой не сказано, что даже, когда пишу, одолевает торопливость. Как хорошо, что тебе надоело быть «провинциальной актрисой», у меня к этому много бывает разных чувств. Ну, до свиданья, выезжай, как только можешь скорей.
Как мне не терпится уехать отсюда и перестать быть «провинциальной актрисой! Наконец, и мне очень хочется пожить около ЛалыПрозвище Блока., понабраться «настоящего», да и время такое, что надо быть вместе, как ты писал и как я чувствую теперь.
Нового личного ничего нет, а если б оно и было, его невозможно было бы почувствовать, потому что содержанием всей жизни становится всемирная Революция, во главе которой стоит Россия. Мы так молоды, что в несколько месяцев можем совершенно поправиться от 300-летней болезни. Читать далее
Громовое «ура» на Неве. Разговор с ЛюбойАктриса о «новой жизни». Вихрь мыслей и чувств — до слез, до этой постоянной боли в спине.
Мне на днях или через некоторый промежуток времени надо идти в войска (если ты читала приказ Керенского). Я еще никаких решений не принял и не вижу ясно, а много работаю. Вчера обошел я 18 камер. Когда мозги от напряжения чуть не лопаются (кроме того, что нужно держаться определенной умственной позиции, надо еще напрягать внимание, чтобы не упустить чего-нибудь из виденного и слышанного), тогда легче, а когда отойдешь, очень не по себе: страшно одиноко, никому ничего не скажешь и не с кем посоветоваться. Не знаю, как дальше все будет, не вижу вперед.
Мне страшно недостает тебя, все чаще, несмотря на то, что моя жизнь наполнена до краев (я все еще пишу тебе об этом, кажется, 5-й или 6-й раз). Иногда так тебя не хватает, трудно сказать, например, сейчас; у меня есть тихий час, посидеть бы с тобой.
Что же мне притворяться? Вероятно, да, еще и теперь не проснулась я: сегодня Вознесение, я встала рано, в 7 ч., и пошла на Детинец; там растут березы и сирень, зеленая трава, на остатках стен, далеко под ногами сливаются Пскова и Великая, со всех сторон белые церквушки и голубое небо — мне было очень хорошо, только отчаянно хотелось, чтобы и ты был тут и видел.
Я один из 3-х редакторов Чрезвычайной следственной комиссии, хожу в Зимний дворец, читаю письма Николая Романова, работаю дома. И должен работать, соблюдая тайну. Надеюсь присутствовать на допросах. Жалованье — 600 рублей. Если будет время, я бы приехал к тебе, моя маленькая Бу. Но я бы очень хотел, чтобы ты жила здесь, все-таки, если деньги тебя беспокоят, то, как видишь, не стоит о них думать; а ты бы тут лучше могла как-нибудь пристроиться или приготовиться к зиме.
Из того, что ты пишешь о «старозаветных» барышнях и из того, что письмо нагло вскрыто, я вижу, что в Пскове пахнет войной, т. е. гнилью и разложением, боюсь, что пахнет даже всеми теми пошляками, которые арестованы. Как ты пишешь странно, ты не проснулась еще.
Сегодня пришла твоя телеграмма, я тебе ответил. Твоих писем не было, двух писем от меня ты тоже не получила. Трудно теперь сообщаться. Я обратился к Терещенке с просьбой, но ответа не получаю и мало надеюсь на него, потому что как раз эти дни длится кризис, ему не до того, да и хочет ли он, сомневаюсь. Читать далее
Ты прости, что я беспокою, но не знаю, как дальше жить будем. Пожили бы немного вместе. Может быть, впрочем, это слабость; но, если эта война будет еще продолжаться, я им сумею отомстить. Я знаю, в сущности, что зову тебя в ужасную жизнь, но не могу не звать, потому что только за тебя хватаюсь. Ты мне нужна как воздух, без тебя нечем дышать.
Из Москвы я торопился, надеялся застать тебя, вернулся 1-го, а ты уже… уехала. Я уже успел погрузиться в тоску и апатию, не знаю, зачем существую и что дальше со мною будет. Молчу только целые дни. Сколько уже я тебя не видел, как скучно и неуютно без тебя, а уже скоро старость. Так всегда — живешь, с кем не хочешь, а с кем хочешь, не живешь. Спасибо тебе за «Старые Годы» и за разовые другие заботы, единственный мой Бу. Очень без тебя трудно и горько. Зачем это? Господь с тобой.