Они слились с Ивановым-РазумникомЛитературный критик, писатель и ЛуначарскимБольшевик в «Знамени труда»: ИвневПоэт, переводчик, ЕсенинПоэт, один из основателей имажинизма, КлюевПоэт, БлокПоэт, Ремизов, Чернявский, Ляндау. Завидно ли мне? Я не кадетский и не пролетарский. Ни в тех, ни в сех — и никто меня не хочет.
Уж очень мне понравилась, с прибавлением не, клюевскаяПоэт «Песнь Солнценосца» и хвалебные оды ей с бездарной «Красной песней». Штемпель Ваш «первый глубинный народный поэт», который Вы приложили к Клюеву из достижений его «Песнь Солнценосца», обязывает меня не появляться в третьих «Скифах». Ибо то, что вы сочли с Андреем Белым за верх совершенства, я счел только за мышиный писк. Клюев, за исключением «Избяных песен», которые я ценю и признаю, за последнее время сделался моим врагом. Я больше знаю его, чем Вы, и знаю, что заставило написать его «прекраснейшему» и «белый свет Сережа, с Китоврасом схожий». Читать далее
Как Вам показались две последние поэмы ЕсенинаПоэт, один из основателей имажинизма «Октоих» и «Пришествие»? (я их Вам послал; еще не напечатаны). Есть еще и третья — «Триодь», возможно, «Преображение», но, может быть, и другое произведение. Приезжайте, дорогой Борис Николаевич. Напишете у нас повесть для III-го «Скифа» — пора его составлять. Уже есть в предположении и предложении — стихи Клюева, Есенина, Сологуба. Все это — «дела скифские»; иной раз почти смешно, что в наши дни можно еще заниматься такими делами. Все кругом рушится — и сами мы скоро очутимся под обломками. Но именно потому до последней минуты надо продолжать каждому свое дело. Трудно жить и работать, а надо.
Завтра утром опять уезжаю в деревню; в Москве жить — нельзя: я совершенно нервно болен.
В тяжелые, давно предвиденные дни вступили мы. Пока уцелели — но впереди надвигается многое грознейшее. И труднее всего именно в такие дни сохранять прежнюю твердую веру. Так легко начать «громить большевиков» за «разгром Москвы» — точно в них тут дело! Точно без глубочайших внутренних причин толпы народные пошли бы убивать друг друга. Читать далее
После 6-дневной бомбардировки нашего дома, ни за что ни про что, я уехал: в квартире выбиты стекла, стоит адский холод. Вообще, у меня что-то вроде презрительного бойкота города, где мирные граждане — ни юнкера и контрреволюционеры, ни большевики — рискуют жизнью. В нашем доме нет ни одного цельного стекла, над нами рвалась шрапнель, а мы холодали-голодали и переживали одно чувство: за что?
Какой путь впереди? Путь единственный. Не умывать рук, не предавать на гибель течение подлинно революционного социализма, не отходить в сторону, боясь грязи и сора. Но войти в самое русло потока, не поступаясь своим лицом, своими идеалами, своею верой. Газеты разгромлены — бороться за открытие газет. Политические враги брошены в тюрьмы — требовать следствия и суда. Надо выпрямлять — и не вправо, а вверх! — ту линию революционного действа, которую «большевизм» может искривить в своем упоении победой.
Прошел «год революции», завершен первый круг ее; мы — на пороге новых неведомых кругов по обрывам и кручам.
Да, смертная казнь на фронте отменяется, но не вводится ли она в тылу? Прежде с ужасающим фарисейством хотели казнить солдата за кражу пятнадцати яблок; могу ли я быть уверен, что теперь не будет казни за идею? Нет, я не уверен — скорее даже уверен в противном. Ибо я вижу, что смертная казнь свободного слова — уже началась. Диктатура одной партии, «железная власть», террор — уже начались, и не могут не продолжаться. Ибо нельзя управлять иными мерами, будучи изолированными от страны.
Меч войны сперва, меч революции вслед за ним рассекли всю страну, весь народ, рассекут и весь мир на два стана.
Кислейшая и последняя встреча с Мережковскими; ясно, что они меня проклянут; я резко обрываю Гиппиус, когда она ругает Разумника.
Испытания огнем войны не выдержал МережковскийПоэт, драматург, литературный критик, один из основателей символизма, как ни боролся он сперва с духом национализма. «От войны к революции«От войны к революции» — название вышедшего в 1917 году сборника публицистики Мережковского.» проделал он этот путь от горных вершин к болотным низинам — тем самым болотным низинам, с которыми так боролся. Не ему выдержать и испытание в грозе и буре революции.
Есть люди (все больше кадеты и их хвосты справа и слева), которые с великим негодованием бьют себя в грудь и шлют громы и молнии на голову «революционной демократии». За что? За многие грехи, а пуще всего за «демагогию» и за забвение заслуг «интеллигенции».
Оказывается, «интеллигенция» теперь в загоне, ее обвиняют в контрреволюционности, в Корниловщине, в обывательщине; заслуги ее забыты и непризнаны, а между тем не она ли более столетия гибла и страдала за народ?
Нет, не она.
КлюевПоэт — первый народный поэт наш, первый, открывающий нам подлинные глубины духа народного. Он вскрывает перед нами не только удивительную глубинную поэзию крестьянского обихода, но и тайную мистику внутренних народных переживаний.
ЕсенинПоэт, один из основателей имажинизма — много моложе КлюеваПоэт, пути его еще впереди.