Козел в литературном огороде
Они слились с Ивановым-РазумникомЛитературный критик, писатель и ЛуначарскимБольшевик в «Знамени труда»: ИвневПоэт, переводчик, ЕсенинПоэт, один из основателей имажинизма, КлюевПоэт, БлокПоэт, Ремизов, Чернявский, Ляндау. Завидно ли мне? Я не кадетский и не пролетарский. Ни в тех, ни в сех — и никто меня не хочет.
Я очень нуждаюсь. Мука ржаная у нас 50 рублей и 80 рублей за пуд. Есть нечего и взять негде. Сам я очень слаб и болен, вся голова в коросте, шатаются зубы и гноятся десны, на ногах язвы, так что нельзя обуть валенки, в коросте лоб и щеки, так что опасно и глазам. Я очень и очень удручен, ни за что придется пропадать. Хотя при пролетарской культуре такие люди, как я, и должны погибнуть, но все-таки не думалось, что погибель будет так ужасна, ведь у меня столько друзей с братьями, которым стоило бы один раз в неделю не сходить в «Привал комедиантов» или к любовнице, и я бы был сыт в моей болезни. Вот Есенин — так молодец, не делал губ бантиком, как я, а продался за уголь и хлеб, и будет цел и из него выйдет победителем — плюнув всем «братьям» в ясные очи.
Уж очень мне понравилась, с прибавлением не, клюевскаяПоэт «Песнь Солнценосца» и хвалебные оды ей с бездарной «Красной песней». Штемпель Ваш «первый глубинный народный поэт», который Вы приложили к Клюеву из достижений его «Песнь Солнценосца», обязывает меня не появляться в третьих «Скифах». Ибо то, что вы сочли с Андреем Белым за верх совершенства, я счел только за мышиный писк. Клюев, за исключением «Избяных песен», которые я ценю и признаю, за последнее время сделался моим врагом. Я больше знаю его, чем Вы, и знаю, что заставило написать его «прекраснейшему» и «белый свет Сережа, с Китоврасом схожий». Читать далее
Вспомнил почему-то глаза КлюеваПоэт, т.е. выражение его глаз, которое было тогда, когда мы выходили с ним из «салона» Швартц на Знаменской (понедельничные духовные беседы). Это было, кажется, в ноябре 1916 года. Мы встретились с Клюевым случайно. У него были совсем прозрачные глаза, и в них было полное неверие («умрешь, лопух вырастет»). Страшно.
Февраль
Из подвалов, из темных углов,
От машин и печей огнеглазых
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть всё небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши!
Наши юноши — в тучах орлы,
Звезд задумчивей девушки наши.
Читать далее
Живу я по-старому, то есть в бедности и одиночестве.
Молитва солнцу
Солнышко-светик! Согрей мужика… —
В сердце моем гробовая тоска.
Братья мои в непомерном бою
Грудь подставляют штыку да огню.
В бедной избе только холод да труд,
Русские реки слезами текут!
Читать далее
Я много грешил в Питере — и так сладостно покаяние под родными соснами. Впрочем, и грехи мои так понятны, а иногда даже и нужны.
Уму — республика, а сердцу — Матерь-Русь.
Пред пастью львиною от ней не отрекусь.
Пусть камнем стану я, корягою иль мхом, —
Моя слеза, мой вздох о Китеже родном,
О небе пестрядном, где звезды — комары,
Где с аспидом дитя играют у норы,
Где солнечная печь ковригами полна,
И киноварный рай дремливее челна…
Упокой, Господи, душу раба Твоего!..
Читать далееКлюевПоэт — первый народный поэт наш, первый, открывающий нам подлинные глубины духа народного. Он вскрывает перед нами не только удивительную глубинную поэзию крестьянского обихода, но и тайную мистику внутренних народных переживаний.
ЕсенинПоэт, один из основателей имажинизма — много моложе КлюеваПоэт, пути его еще впереди.
Моя новая книга продвигается вперед успешно, но ответственное, страшное время обязывает меня относиться к своему писанию со всей жестокостью. Живу я в большом сиротстве, в неугасимой душевной муке, в воздыханиях и молитвах о мире всего Мира. Об упокоении всех убиенных.
Есенину
Елушка-сестрица,
Верба-голубица,
Я пришел до вас:
Белый цвет-Сережа,
С Китоврасом схожий
Разлюбил мой сказ!
Он пришелец дальний,
Серафим опальный,
Руки — свитки крыл.
Как к причастью звоны,
Мамины иконы
Я его любил.
И в дали предвечной,
Светлый, трехвенечный,
Мной провиден он.
Пусть я некрасивый,
Хворый и плешивый,
Но душа, как сон.
Меня Распутиным назвали,
В стихе расстригой, без вины,
За то, что я из хвойной дали
Моей бревенчатой страны,
Что души печи и телеги
В моих колдующих зрачках,
И ледовитый плеск Онеги
В самосожженческих стихах.
Что, васильковая поддевка
Меж коленкоровых мимоз,
Я пугачевскою веревкой
Перевязал искусства воз.
В кресле, где КлюевПоэт вещал о «Купели слезной», — Анатолий ЛуначарскийБольшевик сладко и гладко беседует о марксизме. Те же или такие же лицеисты почтительно слушают, тот же хозяин подергивается, улыбается и нюхает английскую соль. И в жарко натопленных комнатах-футлярах так же душно и усыпительно пахнет немного ладаном, немного духами, немного РаспутинымДруг императорской семьи, немного ЦиммервальдомЦиммервальдская левая — международная группа революционных социалистов, выступавшая за «превращение империалистической войны в войну гражданскую». Группа стала центром сплочения наиболее радикальных течений европейской социал-демократии. Сформирована 4 сентября 1915 по инициативе Ленина на совещании левых социалистов — делегатов Циммервальдской конференции.…
У нас нет ничего съестного: сахарный песок — 5 рублей фунт, керосин — 90 копеек фунт и т.д.