Вот он, революционный город в годину бедствий — голодный, развратный, испуганный, выползший, могучий и нелепый. Некоторые (Федор СологубПоэт) утверждают, что теперь он странно напоминает Париж. Когда идешь, толкаясь между всеми этими буржуа, распоясанными солдатами в желтых полуботинках, бесчисленными торговцами, уставившими лотки на самых панелях, проститутками и маклерами, между всеми этими друг друга обгоняющими и праздношатающимися людьми, мимо «хвостов» у табачных, мясных, хлебных, мимо афиш, наклеенных поверх афиш, идешь, оглушенный гудками автомобилей и грохотом грузовиков, все дальше, вперед со своей идеей и со своей волей — чувствуешь тогда, как невидимо везде, вытягиваясь и сокращаясь, ползет сплетня. Читать далее
В моих кругах, да и в широких кругах мелкого городского люда (не солдат и рабочих) к КорниловуГенерал, Верховный главнокомандующий глубокие симпатии и сострадание.
Не ночую дома у жены, ночую в своей комнате. Зарядил револьвер, ложась спать. Одиночество, тоска, страдания, Россия… Жду, что утром будет бой на улицах, тревожно прислушиваюсь к малейшему шуму — не канонада ли. Ветер гудит; сегодня страшный западный ветер. Сколько дней или часов еще буду жить?
Ничего, никаких известий. Даже какая-то мертвенность в людях. Или ждут, или устали? Несчастный народ, великий несчастный русский народ.
К вечеру по Невскому прошел 2-й Балтийский экипаж по направлению к Николаевскому вокзалу. Шли бодро, полуротами; их провожала толпа негромким, робким и беглым криком «ура». Кажется, все войска выведены за город. Город заметно пуст. Ждут, ждут с совершенно необычайной странной тревогой.
Если бы я прожил жизнь, не возбудив ни в ком из окружающих меня людей чувства сострадания, я бы считал, что жизнь пройдена достойно. Я люблю толпу за то, что она не возбуждает во мне чувства сострадания, даже когда гибнет. К черту индивидуалистическое и личное чувство, хочу жить только коллективом.
Хаос, силы столетий. На перегоне между двумя станциями, в Могилевской, кажется, губернии, поезд внезапно остановился. Мы вылезали из окон от любопытства. Свалился, оказывается, солдат. Остался жив, зарылся в песок и теперь бежал, догоняя поезд. Добежал, молодой, с красной кокардой, взволнованный, растерянный, запыхавшийся. Лицо было серьезно, прошел мимо меня неуверенной и ломаной походкой: очевидно, все-таки сильно ударился. У своего вагона был спрошен товарищами, почему упал. «Сидел на площадке, свесив ноги на подножку, задумался и упал». Это великий народ, вываливающийся с поездов от задумыванья?
Звонила Зинаида Венгерова. Между прочим, она сказала, что вчера на собрании артистов в Михайловском театре модернисты выбирали, по их мнению, достойных людей, писателей ПунинаИсторик искусства, сотрудник Русского музея Императора Александра III и Кузминапоэт, Глазунова и ПрокофьеваКомпозитор, из художников между разными новыми и молодыми — меня!
Гумилев сказал: есть ванька-встанька, как ни положишь, всегда встанет; Лунина как ни поставишь, всегда упадет. Неустойчивость, отсутствие корней, внутренняя пустота, не деятельность, а только выпады, не убеждения, а только взгляды, не страсть, а только темперамент, не любовь, а только импульс и так далее, до бесконечности. Читать далее
Войско дезорганизовано, ходят толпами, пьяных мало, отдельные воинские патрули без офицеров пытаются поддерживать порядок. Неужели, действительно, творческие силы социализма будут реализованы? Мой народ, сумеешь ли ты стать наконец величайшим народом?
На углу Кирочной и Литейного бой. В воротах Экономического общества (Армии и Флота) засели около 60 человек солдат с офицером, верных правительству, они отстреливаются. На парадной Александровского Комитета о раненых, что напротив по Кирочной, испорченный пулемет, его поливают горячей водой, говорят, замерз.
На улицах полное движение по панелям, интеллигенции крайне мало.
Высокое напряжение. Правительство стреляло в рабочих и толпу. Убитые. О Государственной думе ничего не известно. Вечерние газеты не вышли. Говорят, казаки братаются с рабочими. В одной типографии на Васильевском острове они пили чай вместе с типографскими рабочими, об этом сообщил мой сосед, хозяин этой типографии. Может ли это служить симптомом?..
Образовано Временное правительство. Со стороны Владимирской площади, откуда доносятся выстрелы, несутся автомобили-грузовики, наполненные вооруженными рабочими и солдатами: огромные красные флаги, крики «ура» и стрельба в воздух. Передают, что Арсенал взят, взяты Артиллерийское управление (защитник его генерал Матусов убит), Кресты; осаждают Петропавловскую крепость. Целый ряд полков на стороне революционеров; называют Преображенский, Саперный, Кексгольмский, Семеновский... Крепость взята, как говорят. Вечер, темно, только что прошли с музыкой восставшие егеря. Автомобили непрерывно несутся по Загородному, их встречают криками «ура», солдаты и рабочие стреляют в воздух, народу мало, жутко и темно; непонятная стрельба по всему Загородному, солдаты бродят кучами, курят и бессмысленно стреляют. Революция принимает формы военного бунта.
Не спал всю ночь, напротив горит участок, зарево; непрерывно раздаются отдельные ружейные выстрелы.
Настроение крайне напряженное. Работать трудно. На Невском время от времени собираются толпы, разъезжают казаки. Дума мямлит. К вечеру слухи о забастовках ходили по всему городу, трамвайное движение расстроено. Запасаются керосином, свечами, водой. Хлеба действительно мало; у мелочных очереди; некоторые женщины плачут из боязни не получить хлеба.
Прошел к Обуховской больнице; толпа. Убитые в покойницкой. Небольшой скользкий сарай, вдоль стен лавки, на которых приготовлены белые простыни с красными крестами. Пять человек убитых лежат завернутыми в эти саваны: три рабочих, мальчишка, женщина; толпа движется, обсуждает, возмущается. Стреляют, говорят, с утра, на Литейном, Кирочной, у Николаевского вокзала...