На Марсовом поле открылась выставка молодых современных художников
Пойдут: Любовь Попова, Надежда Удальцова, Давид Бурлюк, Марк Шагал и еще 9, Василий Кандинский, Натан Альтман, Ксения Богуславская, Михаил Леблан, Аристарх Лентулов, Иван Пуни, Роберт Фальк, Валентина Ходасевич, Вера Репина
Вот, МалевичХудожник в прошлом году угодил! Выставил икону — черный квадрат в раме, выставил еще целый зал каких-то цветных кружочков, черточек и стал уверять всех, что это и есть самое последнее слово живописи. Действительно, рядом с черным квадратом в раме ни слащавый Рафаэль, ни ломака Микеланджело, ни античные Венеры не выдержат. Все будет казаться ложью, «карт-постальюCarte postale – открытка (фр.)» (их любимое выражение), литературщиной. А уж «Миру Искусства«Мир искусства» — художественное объединение, сформировавшееся в России в конце 1890-х годов. Основатель: Александр Бенуа. Участники: Бакст, Дягилев, Рерих, Билибин, Васнецов, Левитан, Нестеров, Сомов, Серов и многие другие.» с его искренностью, с его исканиями настроения, стиля и вкуса и подавно не устоять перед таким подлинным новшеством и откровенным «мракобесием». Нынче же Малевича нет, нет и Татлиновских орудий пытки, нет также и действительно задорного скоморошества ЛарионоваХудожник, сценограф в антрепризе Дягилева «Русские балеты»: вентилятора, пригвожденной косы, подвешенных ложечек и всякой той невинной, но и действительно невиданной ерунды, которой передовая молодежь из года в год изумляла добрых буржуев, изумляла до тех пор, пока буржуи не «свыклись» и даже не полюбили такое своеобразное «самосечение»!
Подобных «розог» и «веников», увы, на выставке нет. А то, что выставлено, принадлежит уже к более или менее давнему прошлому. Вот пикассисты, вот кубисты, вот симультанисты, вот — о, ужас отсталости, — сезаннисты! Кружочки, квадратики и палочки Малевича породили лишь упражнения ЭкстерХудожница-авангардистка, сценограф, — но и это лишь изящная легкомысленная «карт-постальная» игра рядом с откровениями «преобразившегося в нуле форм» мессии новой истины в искусстве.
В художественном бюро г-жи Добычиной состоялся вернисаж выставки картин «Современной русской живописи». В ней принимают участие 35 художников и художниц, преимущественно молодые представители «левого направления» в живописи. В одинаковой степени представлены петроградцы и москвичи. Среди последних больше футуристов, главным образом, футуристок, в том числе Попова, УдальцоваХудожница-авангардистка, Пестель… Есть и БурлюкПоэт, художник. Отдельная комната отведена любопытному творчеству КандинскогоХудожник. Из имен в каталоге находим Крымова, члена «Союза», давшего ряд пейзажей. Интересный автопортрет выставил Натан Альтман.
Некоторые дебютируют впервые. Так, один номер принадлежит дочери Ильи РепинаХудожник — Вере Репиной.
Под громким названием «Выставка современных русских художников» на Марсовом поле приютилась кучка мнящих себя «новаторами» пачкунов. Каждый из участников выставки как бы задался целью победить рекорд безобразия и нелепости. Можно смело сказать, что сами авторы некоторых картин затрудняются объяснить их смысл, а между тем есть наивные люди, готовые отыскивать в этих произведениях какую-то глубокую идею. Пусть бы еще эти потуги на модернизм были действительно каким-нибудь «новым Авраамом» в искусстве, а в большинстве случаев это новое подражание иностранным образцам: ПикассоХудожник, Сезанну, МатиссуХудожник и т.д. Выставка производит впечатление чрезвычайного убожества. Впрочем, есть некоторые просветы, например, картина г-жи Ухановой «Бабье лето», портреты и эскизы г-жи Ходасевич, рисунки ШагалаХудожник, поэт и т.д. Картина г-жи Ухановой производит даже впечатление попавшей не в свою компанию.
Чем может взволновать эта «безответственная» выставка, выставка без знамени, какие выводы подскажут столь распыленные впечатления? Бесплодный труд: подобрать и тасовать эпитеты, похвальные или досадливые, излагать «своими словами» каталог! Что сказать критику, если выставка ничего не говорит?
Кроме отсталости, можно упрекнуть выставку и в чрезвычайной пестроте. Это хорошо для таких собраний старых калош, для такого синклита разваливающихся от ветхости «академиков», как «Мир Искусства», доходить до беспринципного всеприятия. Это им простительно молодиться и кокетничать передовитостью на счет вновь приглашаемых членов. Но как же так допускать подобную же беспринципность, подобное же все приятие на выставке передовой и идейной? «Безобразным» было в свое время соединение Серова с Врубелем, «безобразно» и сейчас соединение Кустодиева с Кончаловским, — но разве не такое же безобразие соединение «передвижнического реализма» Давида БурлюкаПоэт, художник с безумной импровизацией КандинскогоХудожник? Наконец, что общего между игрушечностью работ г-жи Ухановой и маэстрицей Ходасевич? Или между «литературщиной» ШагалаХудожник, поэт и «чистой живописностью» Поповой и УдальцовойХудожница-авангардистка?
На Марсовом поле открылась выставка «Современной русской живописи». Что сказали бы иностранцы, если бы такая выставка открылась где-нибудь в Париже или Лондоне? К счастью, кучка художников, приютившаяся на Марсовом поле, конечно, не должна отражать в себе всей современной русской живописи. Это только небольшая компания художественных безобразников, неизвестно с какой целью портящих холст и краски и из года в год повторяющих одно и то же.
Самое печальное то, что эти господа, считая себя какими-то новаторами, в действительности вот уже много лет стоят на одном и том же месте. Ходишь по выставке и думаешь: да ведь то же самое я видел в прошлом году! Даже такая грандиозная встряска, как нынешняя война, и та ни на йоту не отразилась на них, не сдвинула их с места.
У одного только Марка Шагала можно встретить несколько рисунков, навеянных войной, а остальные точно спят каким-то летаргическим сном, точно ничего не видят и не слышат. Читать далее
Оставлю шутливый тон, чтобы засвидетельствовать то полное удовольствие, которое я получил от «щебетания молодых». Есть и просто умелые. Можно говорить что угодно, но уже во всяком случае умелы, грамотны большие полотна г-жи Ходасевич.
Марк Шагал снова дразнит своим тревожным любопытством к жизни.
Хороший бодрый реалист Фальк постепенно все более освобождается от некогда благотворных, но потом ставших уже излишними влияний более зрелых товарищей и все более овладевает рисунком. Его тяжесть обещает перейти в настоящую вескость, а его мрачная гамма — в красивую благородную монотонность, пригодную для декоративных задач. Только бы ему избавиться от некоторой приблизительности, от недостойной и несколько легкомысленной приверженности к формулам парижского dernier criпоследний писк (фр.). Читать далее
Все обильнее становится вклад художников-женщин. И такова ирония истории, преследующая родное художество, что именно теперь, когда оно простерто и парализовано, его окружает еще небывалый подъем общественного интереса. Число досужих художников идет на убыль, сонм любителей и меценатов множится с каждым днем.
На «Выставке современной русской живописи» участвуют имена и давно известные, признанные или полупризнанные, и незнакомые нам, впервые нами прочитанные.
Из полупризнанных, т. е. из тех, о которых постоянно говорят в художественных кругах, но о которых молчат в салонах и в салонных специальных художественных журналах, я бы хотел назвать три имени, и хотел бы просить их запомнить. Это Удальцова, Попова и Пестель. Читать далее
Переходя к разбору выставленных произведений, едва ли нужно доказывать факт господствующего влияния на них французов, от импрессионистов до Пикассо включительно. Вопрос в том, к чему сводятся у нас эти влияния. Читать далее
Следует воздать должное почтенным и часто успешным усилиям устроительницы Надежды Добычиной. Но личная энергия бессильна заменить планомерную работу коллектива. Органом художественных стремлений целого поколения или круга может бытъ только общество. Грех наших передовых выставок — беспредельный эклектизм, готовность совмещать несовместимое. А между тем, лишь тесные стези могут привести к чаемому чуду обновления русской живописи.
Поэтому-то и прискорбна рыхлость и рассыпчатость новой выставки: фрагменты московского «Бубнового валета», в которой последний год пробил столько брешей, соседствуют с робкими еще кандидатами на доступ в «Мир Искусства»; обдуманное мастерство Альтмана уживается с первыми удачами подающих надежду учеников; так и прочий материал сопоставлен без всякой особой необходимости. Суровые искания немногих, поэтическое парение иных сочетается с обыденной атмосферой художественно-посреднического бюро. Все зто не укор интересному делу, как-никак заполняющему очевидный пробел, — но все тот же вздох о том, «когда же придет настоящий день?» Муки, в которых рождается наше художественное возрождение, не слишком ли продолжительны?