Какие новые горизонты откроет нам начинающийся 1917 год?
Все случившееся в прошлом году, все события самого последнего времени как бы соединились для того, чтобы придать этим вопросам особую мрачность. Обычная туманность грядущего становится непроницаемой от сугубо удушливых газов, распространяемых врагами общественности. Кажется, будто в стране неограниченных возможностей мыслимы новые, как говорят модернисты, «бескрайние» неожиданности, и никакое предвидение не в состоянии справиться с этой массой иксов, все больше и больше затрудняющих решение и без того запутанного уравнения.
Война еще далеко не доведена до желаемого конца. Еще захваченные неприятелем губернии находятся в его власти, еще не сломлены ни его сопротивляемость, ни, как показали события на румынском фронте, даже его наступательные стремления. Чтобы справиться с трудностями, выступающими перед нами на пути к победе, нужно — повторяют все — напряжение всех общественных сил; уже принесенные жертвы должны быть искуплены новыми, и в эти новые усилия должен быть вложен весь энтузиазм веры, вся сила убежденности в том, что делаемое совершается именно так, как нужно, что ни сомнений, ни колебаний быть не может. Скептицизм может сделать ненужным все жертвы; недоверие нарушает самые обдуманные действия и обессиливает самые мощные предприятия.
И когда эти требования моменты сопоставляются с тем, что делается внутри России, наиболее оптимистичные люди начинают смотреть мрачно, горизонт заволакивают темные тучи. Тот самый общественный энтузиазм, который так необходим для победы, искусственно подавляется; над обществом, несущим тяжесть громадных жертв, отдающим родине и свою кровь, и свой покой, и свои надежды на быстрое восстановление силы, — над этим обществом выделываются все новые и новые эксперименты, обессиливающие его начинания, делающие ненужным его громадные жертвы.
При таких условиях вопрос о грядущем дне приобретает действительно мрачный характер. Все кажется возможным; самое невероятное не исключается. Общество настораживается и ждет изменений не от себя, не от своей инициативы, а от каких-то посторонних сил, которые неизвестно в силу каких побуждений, неизвестно какими путями, придут на помощь и все устроят, как быть должно. А если не устроят, то нет выхода: нас ожидает будто бы полная неизвестность, — жизнь, похожая на фокусы,
Но если из сферы предположений, вероятностей и возможных невероятностей мы перейдем в область должного, мы увидим, что мрак неизвестности не так безнадежно густ, как кажется. Если справедливо, что каждый человек — кузнец своего счастья, то это счастье русское общество должно само добыть, не возлагая надежд на какие-то посторонние силы и не предаваясь успокоительному предположению, что «все само образуется». От этих успокоительных мечтаний до отчаянного
Слабейте силы, — вы не нужны,
Засни ты, жух — давно пора,
Рассейтесь все, кто были дружны
Во имя славы и добра, —
от сладкой и беспочвенной мечты до бессилия отчаяния — один шаг. Из царства предположений и гаданий нужно уйти в сферу должного.
Новое счастье, которого обыкновенно желают при наступлении нового года, должно заключаться для русского общества в наиболее энергичном стремлении к решению стоящих перед ним задач, в использовании всех общественных сил и в достижении цели.
С Новым годом, с новым счастьем!
Не огорчайтесь, думая о своей жизни. Мне, право, стало казаться, что все жизни одинаковы.
Будьте здоровы и бодры, встретьте Новый Год, как вы его встретить вправе, как заслужили, как подобает вам: с презрением к тому, что другие называют огорчением, печалью и т. д. — для чего же талант и резкая (почти грубая) человечность его природы среди мрази, если не для того, чтобы праздновать его и ему радоваться, как празднуется праздник среди мрази будней.
Целую. Боря
Последний день старого умирающего 1916 года ничем хорошим Россия не помянет...
Любимая моя, родная дочка, желаю всего, всего хорошего к Новому году — в связи с Новым годом разные пожелания приходят в голову, и не знаю, хочется ли тебе того же, чего хочется мне, думаю, да. Мне хочется войны, но не такой, какая происходит сейчас.
Прошу передать мой сердечный привет всему с Новым годом. Верой в жизненные силы Театра хочу напрячь все усилия моей еще не в конец утомленной души, чтобы труд радостный и бодрый вытеснил угнетенность и упадок духа.
Милая Зося моя! Вот уже пришел последний день и 16-го года, и хотя не видно еще конца войны — однако мы все ближе и ближе ко дню встречи и ко дню радости. Что даст нам 17-й год, мы не знаем, но знаем, что душевные силы наши сохранятся, а ведь это самое важное. Мне тяжело, что я должен один пережить это время, что нет со мной Ясика, что не вижу его развивающейся жизни. Мыслью я с вами, я так уверен, что вернусь, — и тоска моя не дает мне боли.
У меня жизнь все та же, кандалы только сняли, чтобы удобнее было работать.
Твой Феликс
Подъезжаем к Нью-Йорку. В три часа ночи пробуждение. Стоим. Темно. Холодно. Ветер. Дождь. На берегу мокрая громада зданий. Новый Свет!
Вчера у нас было собрание левых немцев. Большей частью рабочие, есть молодежь. Работа еще не наладилась у нас: впечатление у меня двойственное, неуверенное.
Очень нередко бывало в истории, что маленькие, незаметные и безвредные учреждения и начинания оканчивались страшными и вредными. Кто помнит и знает начало инквизиции? «В зародыше» все безвредно именно оттого, что все очень мало. Кого пугает горящая спичка, от которой закуривают папиросу? Но кого не печет, не жжет и не разоряет пожар? Таково соотношение между «зародышем» и его «последствиями», понятное, впрочем, всякому.
Вечером собираемся на молебен. С АнейЛучшая подруга императрицы гадали на воске и бумажке. Спаси Господи и помилуй на Новый 1917 год.
В 6 ч. поехали ко всенощной. Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией!
Уходящий 1916 год в карикатурах.
Ввиду преклонного возраста графа Фредерикса опасаюсь, чтобы в передачах твоих приказаний не вкралось недоразумение. Если на показанном тебе телеграфном бланке я упомянул об отпуске в январе, то только потому, что понял, что это твое желание. Теперь здесь много работы как по разным вопросам юбилейной комиссии, так и по другим отраслям. Может быть, я уже утратил окончательно твое доверие, что меня крайне огорчило бы, т. к. я льстил себя надеждой, что пользуюсь твоим расположением, несмотря на всегда возможные промахи моего языка. Должен ли я продолжать интересоваться о будущей комиссии для выработки мирных переговоров или бросить это дело? У тебя остались разные бумаги по юбилейной комиссии, по которым еще не последовало решения по разным министерствам. Шлю тебе на наступающий год самые сердечные пожелания во всех отношениях и прошу верить в мои наилучшие к тебе чувства.