Я пашу, а время еще переходит, и народ уже ходит ко мне на пахоту, и слышу, одобряет меня народ: пашет человек, личным примером действует. Смелость у меня является большая: караулю в лозинах час, два и хватаю за рубашку вора Ивана. Тащу Ивана на сход. Молчат безлошадники, бескоровники, молчат однолошадники и однокоровники, двухкоровники и двухлошадники — все на моей стороне.
— Что же, товарищи, — говорю, — с вором делать?
— Как угодно, — отвечают двухлошадники и двухкоровники, — на ваше усмотрение, протокол или самосуд, как вам будет угодно.
Я прощаю вора и ухожу пахать пар. С каждым днем растет ко мне уважение. И вполне понятно: человек охраняет государственную собственность и действует исключительно личным примером.
Мы все еще жаримся в Москве. В тени 25, а на солнце больше 30. В понедельник мы уезжаем, только не в Нежин, а в дачное место Пушкино, по Северной ж. д. Мы все здоровы.
Воздух горячий, нет возможности стоять на улице.
Эти натюрморты — прощание с уходившей эпохой. Они были написаны в ее последний год — и в первый год нового времени. Месяцем раньше или месяцем позже я не обратил бы внимания на эти предметы, не попытался бы стать ими, вдохнуть в них новую жизнь, а летом они мне показались символичными, взятыми из разных культур и вдруг встретившимися на перекрестке революционного года.
В дивизию приезжал сам Керенскийпремьер-министр, по-штатскому сутулый, висячий нос бульбой, в суконном английском картузе с отстегнутым козырьком, с больной рукой в замшевой перчатке, прижатой к нагрудному карману френча; он стоял в штабном автомобиле, окруженный любопытными солдатами. Глубоко разевая бритый рот, он сипло кричал на них, именем свободы и революции требуя наступать.
Вперед, в бой за свободу! Я вас зову не на пир, а на смерть!
Я жду, начнет ли БрусиловГенерал-адъютант, Верховный главнокомандующий (с 4 июня 1917 года), ранее - главнокомандующий Юго-Западного фронта свое наступление в Галиции или нет. Хочу надеяться, что он это сделает. И тогда я ему доставлю одну приятную «неожиданность».
На фронте ударных корпусов 7-й и 11-й армий началась артиллерийская канонада, еще не слыханного никогда напряжения.
Под утро здорово палили; уж не начинается ли наша затея? У мало-мальски сознательной части из моих сослуживцев настроение пессимистическое. Ставится наша последняя карта, и всякий предвидит, что она будет бита, и что же дальше?
В Кронштадте местное «республиканское» правительство расстреляло за грабежи 5 солдат. Вообще, суд Линча идет у нас по всей Руси с возрастающим день ото дня успехом. Сколько в одной Москве убито, растерзано и избито грабителей. Вчера, например, вся Марьина Слободка гонялась до самой тюрьмы за разбойниками, зверски убившими протоиерея Лазаревского кладбища о. Скворцова и его супругу. Если бы милиционеры немного ослабели, то убийцам бы не сдобровать.
Вчера я тонул. Прыгнул с лодки в воду, на глубину, поплавал, и тянет меня в воду. А Коле крикнуть не могу, все слова забыл, только глазами показываю. (Я с детства был уверен, что умру в воде. Как русские критики: Писарев, Валерьян Майков.) Наконец-то Коля догадался.
В 1917-1918 году, согласно новым правилам, в университеты принимаются на одинаковых основаниях лица обоего пола, без различия национальности и вероисповедания, получившие в мужских гимназиях ведомства Министерства народного просвещения аттестаты зрелости или равносильные им свидетельства. Читать далее
Второнасельники
Гляди в упор, куда велят
Шпили, и купола, и стрелы;
Вверху не призрак оробелый,
Но дух чудовищный заклят!
Читать далее
В воскресенье манифестация всей революции. Наши лозунги: долой контрреволюцию, IV Думу, Государственный совет, империалистов, организующих контрреволюцию. Вся власть Советам. Да здравствует контроль рабочих над производством. Вооружение всего народа. Ни сепаратного мира с Вильгельмом, ни тайных договоров с английским и французским правительствами. Немедленное опубликование Советами действительно справедливых условий мира. Против политики наступлений. Хлеба, мира, свободы.
За один день три известия:
В Ирландии вновь возникает восстание — полиция и солдаты по приказанию английского правительства стреляли несколько раз. Ранено 30 человек. В Германии, в Штетине во время голодных беспорядков 5 июня пулеметный огонь продолжался всю ночь. В Испании в виду роста революционного движения отменены конституционные гарантии и введена военная цензура. В трех различных углах Европы пробиваются огненные языки вспыхивающего возмущения народов. Читать далее