28 июня 1917. Великий князь Андрей Владимирович

Без вымысла

Проект 1917 — это события, произошедшие сто лет назад и описанные их участниками. Только дневники, письма, воспоминания, газеты и другие документы.
Проект начинается 14 ноября 1916 и заканчивается 18 января 1918.

Кисловодск

Я зашел к Рузскому. Видел его в последний раз в Волковыске, в первых числах августа 1915 г., перед его вступлением в командование тогда новым, Северным фронтом. Меня интересовало услышать от него как единственного свидетеля Псковской трагедии всю правду об этих событиях.

Рузский: «Государь прибыл в Псков 14 марта в 7 ч. 30 м. вечера. Я встретил Государя на вокзале и был принят. На мой вопрос, получил ли Государь мою телеграмму об ответственном министерстве, Государь ответил, что получил и ждет сюда Родзянко, что меня очень обрадовало, и мы могли бы знать, что делается в столице, после чего был приглашен к обеду. После обеда я остался с Государем вдвоем и снова спросил, какой же будет ответ Родзянко на его просьбу о даровании ответственного министерства. Государь на это ответил, что не знает, как решить, что скажет Юг России, казачество. Тогда я стал доказывать Государю необходимость даровать ответственное министерство, что уже, по слухам, Собственный Его Величества конвой, перешел на сторону революционеров, что самодержавие есть фикция при существовании Государственного совета и Думы и что лучше этой фикцией пожертвовать для общего блага. В это время была получена телеграмма от Алексеева, где он просил о даровании ответственного министерства. Эта телеграмма решила судьбу Государя, и он мне ответил, что согласен, и сказал, что напишет сейчас телеграмму. Не знаю, удалось ли бы мне уговорить Государя, не будь телеграммы Алексеева, сомневаюсь. Пока Государь писал телеграмму я сидел в свитском вагоне. Примерно около 9:30 ч. вечера Воейков передает мне телеграмму Государя.

Я ушел к себе в вагон, куда мне принесли телеграмму Государя. Не успел я ее прочесть, как меня позвал граф Фредерикс. У него я застал Воейкова. Он стал мне предлагать сигары, которых не курю, а начальник штаба Данилов задымил огромной сигарой. Мы не успели поговорить, как граф Фредерикс был позван к Государю. Данилов ушел в штаб, и я остался вдвоем с Воейковым в купе графа Фредерикса. Тогда Воейков спросил меня, доволен ли я телеграммой.

Прочитав ее, я увидел, что там ни слова об ответственном министерстве. Телеграмма была редактирована так. После слов, “признав за благо” и т.д. стояло “поручаю Вам (Родзянко) сформировать новый кабинет и выбрать министров за исключением военного, морского и иностранных дел”. Тогда я обратился к Воейкову с просьбой доложить Государю, что мне он говорил о даровании ответственного министерства, а в телеграмме сказано лишь о сформировании нового кабинета, без указания, перед кем он ответственен. Воейков вытаращил на меня глаза, заерзал на диване и очень нехотя пошел к Государю. Я остался один ждать. Ждал час, пошел второй, и ничего. Тогда я попросил одного из адъютантов сходить и доложить Государю, ждать ли мне или можно ехать в штаб. Я чувствовал себя не совсем хорошо, да еще безумно устал и еле держался на ногах. Пока адъютант ходил с докладом, остальные лица свиты стали обсуждать положение, и когда узнали, что Государь согласен даровать ответственное министерство, все обрадовались, уверяя, что давно говорили, что это необходимо было сделать. Кому они об этом говорили, я так и не узнал.

Прождал я всего около 2-х часов, был уже первый час ночи, когда меня позвали к Государю. Там был граф Фредерикс, и Государь передал мне вновь составленную телеграмму, где уже было прямо сказано о даровании ответственного министерства без ограничений военного, морского и иностранных дел и поручается Родзянко сформировать кабинет.

Сперва Государь хотел телеграмму направить в Ставку, а оттуда в Петроград для распубликования, но потом было решено для ускорения передать ее лично Родзянко, который был вызван мной к аппарату в Главный штаб, и Родзянко обещал быть на аппарате в 3 ч. утра. Оставалось два с небольшим часа до разговора, и было решено ему передать лично для распубликования. Кроме того, телеграмма была послана в Ставку Алексееву и прошла по всем фронтам.

В 3 ч. я был на аппарате. Но долго он не налаживался — выходила масса знаков и путанниц, и только около 4 часов разговор начался и кончился около 7 утра. Пока поступала лента, она переходила на другой аппарат и передавалась Алексееву в Ставку».

Вот суть моего разговора с Родзянко.

(В будущем я постараюсь снять копию, не только с этого разговора, но и всех других документов, относящихся к делу. Н.В. мне сперва передал по памяти, а затем уже читал по подлинникам, но запомнить детали огромной массы читанных документов я, понятно, не мог. Ежели сниму документы, то сделаю всюду ссылки на них, и тогда изложение будет яснее).

(Родзянко был вызван к аппарату после того, что была получена телеграмма, что он не приедет в Псков).

«Когда аппарат наладился, — продолжал Рузский, — я первым долгом спросил Родзянко, почему он не приехал, что Государь его ждал и что в личной беседе легче было бы выяснить все обстоятельства. Родзянко ответил, что он не мог покинуть Петроград, что революционеры держат город в своей власти и, дабы избежать анархии, он взял власть в свои руки, только им одним держится город, только его слушают и все ему повинуются. Для успокоения умов он арестовал часть министров и стал во главе Временного правительства.

Обратите внимание, — прибавил тут Н.В., — что он уверяет, что вся власть в его руках и что он будет говорить дальше, в конце разговора.

Родзянко продолжает развивать свой взгляд на события, и указал, что единственно, что могло бы предотвратить революцию, это дарование ответственного министерства.

Я ему ответил, что Государь уже согласился, и передал ему текст манифеста, подписанного Государем, и просил немедленно распубликовать, чтоб к утру столица бы знала.

Родзянко на это возразил, что теперь уже поздно, что ответственное министерство не удовлетворит больше народ, что раздаются уже требования улицы об отречении.

На мой категорический вопрос, будет ли он публиковать манифест, он ответил, право, не знаю, как потекут события, что его никто не слушается (а что он говорил вначале), что власть ускользает из его рук, что кругом царит полная анархия.

На это я ему ответил:

— М.В., помните, что судьба России в ваших руках, что от принятых вами решений зависит исход войны, которую нужно довести до конца, достойного родины. Вспомните все жертвы павших на поле брани, вспомните наших доблестных союзников, которые кровью истекают за общую цель. Главное, что все хотели это ответственное министерство, которое теперь даровано, а форма правления является второстепенным вопросом.

Важно, чтоб министры были ответственны перед палатами, чтоб народ контролировал их. Это достигнуто. М.В., остановите дальнейшую анархию, которая может переброситься в армию и вконец ее разложить. Тогда анархия распространится на всю Россию и надолго остановит ее развитие. Теперь наступает весна, надо думать о наступлении, вспомните все это. Ответственность велика перед родиной.

Родзянко:

— Н.В. Вы вконец истерзали мое и без того растерзанное сердце, но я не властен остановить анархию и жду своего ареста с минуты на минуту, но ручаюсь Вам, что все партии объединились кругом одной цели, разбить проклятого немца, всем надо способствовать нашей доблестной армии. Продовольствия она получит больше и провозоспособность железных дорог усилит, прошу Вас только, — продолжал Родзянко, — приостановить посылку эшелонов, которые присоединяются к революционерам и увеличивают опасность кровопролития. Уже в Луге эшелон присоединился к восставшим. (Это он соврал. Эшелон в Луге не взбунтовался, я об этом имел уже точные сведения, заметил Рузский.)

Посылка эшелонов была действительно приостановлена пораньше этого разговора по приказанию Государя. Надежных войск, с кадрами старыми, у нас не было. Полки переменили свой состав от 5 до 10 раз. Офицеров старых при лучшем случае в полку 2-3. При таком составе нет настоящей дисциплины.

На этом наш разговор закончился, было около 7 ч. утра, и я пошел прилечь. К 9 ч. был назначен доклад у Государя, но я получил приказание явиться на полчаса позже.

К этому времени от генерала Эверта получен был ответ, в котором он ходатайствовал перед Государем об отречении.

Государь внимательно прочел мой разговор с Родзянко, телеграмму Эверта; в то время пришла телеграмма от Сахарова, примерно такого же содержания. Государь внимательно читал, но ничего не отвечал. Подошло время завтрака, и Государь пригласил меня к столу, но я отпросился в штаб, принять утренний доклад и просмотреть накопившиеся за ночь телеграммы. К 2 часам приказано мне было вернуться. За это время пришла телеграмма от Сахарова, тоже с ходатайством об отречении. Кроме того, получены были известия о событиях в Петрограде, из коих ясно было, что на восстановление порядка рассчитывать уже невозможно. Весь гарнизон перешел во власть Временного правительства. Со всеми этими сведениями я прибыл к Государю. Он их внимательно читал. Тут прибыли телеграммы от Брусилова, Алексеева и великого князя Николая Николаевича. Последнюю телеграмму Государь прочел внимательно два раза и в третий раз пробежал. Потом обратился к нам и сказал: “Я согласен на отречение, пойду и напишу телеграмму”. Это было 2 ч. 45 м. дня.

Я должен добавить, — продолжал Рузский, — что я прибыл к Государю не один, а в сопровождении начальника штаба генерала Данилова и начальника снабжения генерала Савича. Обоих я вызвал утром к себе и передал им ход событий и переговоров, не высказывая своего мнения. Я просил их ехать к Государю со мной, потому что мне было ясно, за эти оба дня, да и раньше я это чувствовал, что Государь мне не доверяет. Когда я прибыл в 2 ч. к Государю, я ему прямо сказал: “Ваше Величество, я чувствую, что Вы мне не доверяете, позвольте привести сюда генералов Данилова и Савича, и пусть они оба изложат свое личное мнение”.

Государь согласился, и генерал Данилов в длинной речи изложил свое мнение, которое сводилось к тому, что для общего блага России Государю необходимо отречься от престола. Примерно то же, но короче сказал генерал Савич. Таким образом, весь вопрос об отречении был решен от 2 до 2 ч. 45 м. дня, т.е. в 45 минут времени, тогда как вопрос об ответственном министерстве накануне решался от 9 ч. вечера до 12:30 ночи.

Пока Государь писал телеграмму, комендант станции передал мне, что только что получена телеграмма из Петрограда с известием, что в Псков с экстренным поездом едут Гучков и Шульгин. В 3 ч. ровно Государь вернулся в вагон и передал мне телеграмму об отречении в пользу наследника.

Узнав, что едут в Псков Гучков и Шульгин, было решено телеграммы сейчас не посылать, а выждать их прибытия. Я предложил Государю лично сперва с ними переговорить, дабы выяснить, почему они едут, с какими намерениями и полномочиями. Государь с этим согласился, с чем меня и отпустил.

Было очень важно знать настроение столицы и соответствует ли решение Государя действительно мнению Думы и Временного правительства.

После этого я пошел в свой вагон и предупредил, что в случае необходимости я буду недалеко. Не прошло и полчаса после моего ухода, как ко мне пришел один из флигель-адъютантов и попросил вернуть Государю телеграмму. Я ответил, что принесу лично, и пошел в царский поезд и застал Государя и графа Фредерикса. Начался общий разговор, но телеграмму у меня не взяли, да и вообще о ней не было разговора, и я до сих пор не понимаю, почему ее хотели взять назад, а когда я принес, то о ней как-будто и забыли.

Я чувствовал, что Государь мне не доверяет и хочет вернуть телеграмму обратно, почему я прямо заявил:

— Ваше Величество, я чувствую, Вы мне не доверяете, но позвольте последнюю службу все же сослужить и переговорить до Вас с Гучковым и Шульгиным и выяснить общее положение.

На это Государь сказал хорошо, пусть останется, как было решено. Я вернулся к себе в вагон с телеграммой в кармане и еще раз предупредил коменданта, чтобы, как только приедут Гучков и Шульгин, вести их прямо ко мне в вагон.

Возвращаясь к себе в вагон, я зашел к Воейкову, где у меня произошел довольно крупный разговор, даже не разговор, а я ему просто наговорил кучу истин, примерно такого содержания:

— Я почти ничем не обязан Государю, но Вы ему обязаны во всем и только ему, и Вы должны были знать, а это ваша обязанность была знать, что творилось в России. И теперь на Вас ляжет тяжелая ответственность перед родиной, что Вы допустили события, и придти к такому роковому концу.

Он так на меня и вытаращил глаза, но ничего не ответил, и я ушел к себе в вагон немного отдохнуть, предупредив коменданта, чтобы Гучкова и Шульгина по приезде провести прямо ко мне. Мне хотелось узнать от них, в чем дело, и если они вправду приехали с целью просить Государя об отречении, то сказать им, что это уже сделано. Хотелось мне спасти, насколько возможно, престиж Государя, чтобы не показалось им, что под давлением с их стороны Государь согласился на отречение, а принял его добровольно и до их приезда. Я это сказал и Государю и просил разрешения сперва их повидать, на что получил согласие. Не помню, в котором часу это было, кажется, около 7 ч. вечера, ко мне снова пришли от Государя — просить назад телеграмму. Я ответил, что принесу лично, и стал одеваться. Когда послышался шум приближающегося поезда, тут же прибежал комендант и сообщил, что Гучков и Шульгин прибыли и уже направлялись ко мне в вагон, когда их по дороге перехватили и потребовали к Государю. Я оделся и пошел в поезд Государя и застал тот момент, когда Гучков излагал ход событий в Петрограде. Все сидели в закусочном отделении вагона столовой у стола против Государя — Гучков, опустивши глаза на стол, рядом Шульгин, около которого я и сел, между ним и Государем, а по ту сторону сидел граф Фредерикс. В углу, как я потом заметил, кто-то сидел и писал.

Речь Гучкова длилась довольно долго. Он подробно все изложил и в заключении сказал, что единственным выходом из положения он считает отречение Государя в пользу наследника.

Здесь я сказал своему соседу Шульгину, что Государь уже решил этот вопрос, и с этими словами передал Его Величеству телеграмму об отречении, думая, что Государь развернет телеграмму (она была сложена пополам) и прочтет ее Гучкову и Шульгину. Каково было мое удивление, когда Государь взял телеграмму, спокойно сложил ее еще раз и спрятал в карман. После этого Государь обратился к членам Думы со следующими словами. Принимая во внимание благо Родины и желая ей процветания и силы, для доведения войны до победного конца он решил отречься от престола за себя и за Алексея:

— Вы знаете, — сказал Государь, — что он нуждается в серьезном уходе. Все так и были огорошены совершенно неожиданным решением Государя. Гучков и Шульгин переглянулись удивленно между собой, и Гучков ответил, что такого решения они не ожидали, и просили разрешения обсудить вдвоем вопрос и перешли в соседнее столовое отделение. Государь удалился писать телеграмму. Вскоре я пошел к Гучкову и Шульгину и спросил их, к какому они пришли решению. Шульгин ответил, что они решительно не знают, как поступить. На мой вопрос, как по основным законам, может ли Государь отрекаться за сына, — они оба не знали. Я им заметил — как это, они едут по такому важному государственному вопросу и не захватили с собой ни тома основных законов, ни даже юриста. Шульгин ответил, что они вовсе не ожидали такого решения Государя. Потолковав немного, Гучков решил, что формула Государя приемлема, что теперь безразлично, имел ли Государь право или нет. С этим они вернулись к Государю, выразили согласие и получили от Государя уже подписанный манифест об отречении в пользу Михаила Александровича.

Разговоры затянулись почти до 12 ночи, а когда все стали расходиться, Гучков обратился к толпе у вагона со следующими словами: “Господа, успокойтесь, Государь дал больше, нежели мы желали”.

Вот эти слова Гучкова, остались для меня совершенно непонятными. Что он хотел сказать, “больше, нежели мы желали”.

Ехали ли они с целью просить об ответственном министерстве или отречении — я так и не знаю. Никаких документов они с собой не привезли. Ни удостоверения, что они действуют по поручению Государственной думы, ни проекта об отречении. Решительно никаких документов я в их руках не видел. Если они ехали просить об отречении и получили его, то незачем Гучкову было говорить, что они получили больше, нежели ожидали.

Я думаю, — заключил Рузский, — что они оба на отречение не рассчитывали».

Закончив свой рассказ, который длился от 3 до 7 ч., Н.В. спросил меня, не знаю ли я, с чем ехали Гучков и Шульгин в Псков. Я всегда думал, что они взяли проект манифеста об отречении, так, по крайней мере, я помню, говорил Караулов. Меня тоже все так уверяли, но положительно подтверждаю, что оба никаких документов с собой не привезли. Между прочим, как Гучков, так и Шульгин, приехали в замечательно грязном, нечесанном состоянии, и Шульгин извинился за это неряшливое состояние перед Государем, что они три дня провели в Думе не спавши. Я потом им говорил: «Что вы грязные приехали — это полбеды, но беда в том, что вы приехали, не зная законов».

Много еще говорил Н.В. Постараюсь, по мере возможности, записать все по порядку, но все, что относилось к роковым событиям записано, остальное относится к другим временам, более ранним, и прямого отношения к делу не имеет, как, например, дело капитана 2-го ранга (сокращенно кавторанг) Боткина , второе — назначение Рузского, его аудиенция весной 1916 г. в Царском Селе и т.д.

«История с Боткиным заключалась в следующем, — продолжал Рузский. — Однажды он прибыл ко мне в Псков и предъявил проект приказа по фронту, в котором Боткину давались огромные права: требовать документы из всех учреждений, входить в крепости и т.д. На заголовке было написано: “Прошу генерала Рузского оказать кавторангу Боткину содействие”. Кроме того, против некоторых пунктов стояли черточки с двумя точками, сделанные синим карандашем, замазанные лаком. На мой вопрос Боткину, что это значит, он сказал, что эти пометки Государя обозначают, что он читал и одобрил. Просмотрев проект приказа, я заметил, что некоторые вопросы превышают мою власть, где касалось морского ведомства. Кроме того, еще не было случая, чтобы офицеру давали такие права. На мой вопрос, почему этот приказ не издан в штабе верховного, единственно компетентного его издать, Боткин стал уверять, что он был у Алексеева, но приказ затерялся, но что вопрос в принципе решен, и надо ему дать только ход. Я сказал, что сейчас решительно не могу, что надо подумать. Ночью я получил от Государя телеграмму с просьбой содействовать кавторангу Боткину в его деле. Я его наутро вызвал и изменил некоторые пункты, и приказ был отдан. Потом я узнал, что подоплека заключалась в отчуждении земли и вод в Финляндии для устройства коммерческого порта. Но в Финляндии это дело не прошло, и Боткин решил провести его в порядке полевого управления. Дело было для него очень выгодное. Через некоторое время я получил запрос из одной из крепостей, выдавать ли Боткину просимые секретные документы. Я ответил коменданту, что Боткин имеет право получать лишь справки, но никаких документов на руки ему не выдавать. Потом Боткин хотел пробраться в Кронштадт, и я имел по этому поводу доклад у Государя и сказал, что за всю войну ни одному генералу не давали таких полномочий, в особенности — как доступ к секретным архивам крепости. Что дальше с этим делом стало, я не знаю.

После моего первого назначения главнокомандующим Северного фронта, я заболел и был уволен. Проездом через Петроград я был принят Государем, который спросил: “Как на фронте?” — а потом спросил: “А вы где собираетесь жить, в России?”.

Этот вопрос я не понял, и до сих пор не понимаю. Ведь не за границу же я мог ехать. На прощание Государь мне сказал, что через месяц или полтора я ему понадоблюсь. Тогда я уехал в Финляндию лечиться и на обратном пути хотел явиться Государю, но он был в Могилеве. Я пошел в Главный штаб, и вызвал военного министра Шуваева к аппарату, и передал ему, что при прощании Государь сказал, что я ему понадоблюсь. Через несколько дней я получил от Шуваева телеграмму, где было сказано, что Государь разрешает мне устраиваться, где хочу. Я поселился в Павловске. Потом я видел Шуваева и спрашивал, почему я получил такой странный ответ. Шуваев сказал, что показал ленту Юза Государю, и таков был ответ. Через месяц я был вызван в Ставку и вторично назначен вместо Куропаткина главнокомандующим Северного фронта. И это было 20 июля 1916 года».

Вот главное, что мне из фактов передал Рузский. В дальнейшем разговоре у него была такая фраза: «Я никогда особенно правым не был, но не был и левым, но всегда считал, что Государь править такой огромной страной, как Россия, не мог. У него характер очень неустойчивый».

Рузский неоднократно повторял, что Государь ему не доверял, я спросил, почему он это знает.

«Это было видно во многом, ну хоть телеграмма, что я могу устраиваться, где хочу, да, кроме того, до меня доходили слухи, будто я императрицу ненавижу и действую против Государя. Это, конечно, ложь. Я со многим, что делалось, не согласен был, но и только».

Я еще спросил, откуда могла императрица Мария Федоровна рассказывать знакомым, со слов Государя, что во время разговоров в Пскове, он, Рузский, стукнул кулаком по столу и сказал: «Ну, решайтесь же наконец»; разговор шел об отречении. Рузский мне ответил: «Я не знаю, кто мог это выдумать, ибо ничего подобного никогда не было. Вероятнее всего, это Воейков наврал после того, что я с ним резко говорил в вагоне».

Надеюсь еще поговорить с Рузским и записать еще интересные вещи, как для истории, так и для памяти.

#Станция Дно

, и еще

Мне нравится

8 Комментировать

✍ Также в этот день

Полтава, Мало-Садовая ул., 1

Что сказать о всем происходящем? Пыль поднялась до самого, можно сказать, неба, и ничего не разглядишь. До сих пор удержались от общей свалки. Авось, и дальше удастся.

, и еще

22 Мне нравится

3 Комментировать

Орловская губерния, деревня Глотово, усадьба Васильевское

День прекрасный, вечер еще лучше. Особенно хороша дорога от Крестов к Скародному — среди ржей в рост человека. В лесу птичий звон — пересмешник и пр. Возвращались — уже луна над морем ржей. У Бахтеяровой сейчас хотели отправить в Елец для Комитета 60 свиней. Пришли мужики, не дали отправить. Коля рассказывал, что Лида говорила: в с. Куначьем (где попом отец Ив. Алексеевича, ее мужа) есть чудотв. икона Ник. Угодника. Мужики, говоря, что все это «обман», постановили «изничтожить» эту икону. Но 9-го мая разразилась метель — испугались.

, и еще

16 Мне нравится

12 Комментировать

«Женщина, которой изменили»

Новая пьеса с примой труппы Антоновой в главной роли. Также в программе: полюбившиеся миниатюры «Кого из двух», «Ревность в веках», «Видение маркиза», «Соловейчик-воробейчик». Гастроли Петроградского Интимного театра Бориса Неволина

Москва

Максим

Украинская Центральная Рада

Киев, ул. Владимирская, 57

Комитет Верховной рады на последнем заседании постановил организовать Генеральный секретариат Украинской Верховной рады, который должен заведовать делами внутренними, финансовыми, продовольственными, земельными, хлебопашескими, межнациональными и т.д. в пределах Украины и выполнять все постановления Верховной рады, касающихся этих дел. Читать далее

#Самостійна Україна

, и еще

11 Мне нравится

5 Комментировать

Национальная опера Украины, Киев, улица Владимирская 50

Момент, который мы с вами переживаем, это миг большой ответственности. Во имя спасения Украины, во имя спасения целой России Центральная Украинская рада решается взвалить на свои плечи очень большие и ответственные обязанности. Вы видели, какие большие меры были приняты Радой, чтобы революционное правительство прислушивалось к нашему голосу. Все было сделано для этого, но Центральное правительство показало себя глухим и не поняло того большого организационного процесса, что происходит сейчас в нашем народе под руководством Украинской Центральной рады. За тот государственный ум, который в это время обнаружила Ц. У. рада, за то понимание момента с полной справедливостью, возможно впервые, можно сказать: «Слава Украине!».

#Самостійна Україна

, и еще

7 Мне нравится

14 Комментировать

Рекомендуемое Все

Кто ты в 1917 году — великий князь или нищий поэт?

Игра

Задай вопрос Распутину

Игра

Поговори с Распутиным

Игра

Большевики рвутся к власти. Попробуй им помешать

Игра

Восстание началось. Ваша цель – захватить власть

Тест

Киса, Лалака и другие интимные прозвища звезд

Откуда взялись странные названия авангардных выставок

Тест

Получи свой портрет кисти великого художника

Инфографика

Карта королевских династий Европы

Трансляция

4 дня революции

Франция, Гавр

Предзнаменование

Мы покидали Соутгемптон,
И море было голубым,
Когда же мы пристали к Гавру,
То черным сделалось оно. Читать далее

Петроград

Они все хотят уехать. Я говорю о так называемой интеллигенции. Каждый разговор — а теперь только и делают, что разговаривают, — кончается стоном:

— Уехать! Уехать, чтобы глаза не глядели.

— Куда? Как? Читать далее

, и еще

26 Мне нравится

18 Комментировать

3 года назад

Вена, Австрия

Сознание, что сараевское дело имеет значение не только как убийство принца императорского дома и его супруги, а что оно означало также и начало разрушения Габсбургской империи, было тогда очень распространено во всем населении Австрии, и в частности Вены. Мне рассказывали, что со дня убийства и вплоть до объявления войны, в венских ресторанах и народных садах происходили ежедневно воинственные демонстрации, неслись патриотические и антисербские песни и раздавались нападки на Берхтольда «за то, что он не предпринимает энергических шагов».

, и еще

3 Мне нравится

21 Комментировать

Рекомендуемые посты

Предзнаменование Мы покидали Соутгемптон, И море было...

В Кадетский корпус явился доктор Манухин и разыскал меня среди...

Я так и думал, что с тобой случилось что-нибудь неладное...

The New York Times

Петроград. Чарльз Эдвард Рассел, социалист и член американской...

Они все хотят уехать. Я говорю о так называемой интеллигенции...

Россия может быть счастлива, и она будет счастлива, если того...

статья

Подробности отречения императора из первых рух

Дорогой Марии сегодня 18 лет! Утром погулял со всеми детьми...

Ленин — это в наших глазах творимая легенда. Ленин — это...

Несколько дней назад Временное правительство постановило...

Сознание, что сараевское дело имеет значение не только...

По вечерам происходят беспорядки и убийства на улицах. Белые...

Труднее всего угнаться за веком. Только что ты, запыхавшись...

Грызут семечки! Этой тупой и опасной болезнью охвачена...

Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял...

18 лет

Русское слово

США, Нью-Йорк

В своей речи на массовом митинге в Мэдисон Сквер Гарден при встрече русского посольства РутенбергИнженер, сионист, представитель социалистов-революционеров, сказал: «Россия не нуждается в том, чтобы ее учили свободе».

Слова эти, встреченные дружными рукоплесканиями, очевидно, попали в точку.

, и еще

6 Мне нравится

6 Комментировать

Петроград, Мариинский дворец

При посещении Мариинского дворца невольно вспоминаю дни детства, когда отец был государственным секретарем. Все старые лакеи во дворце проявляют ко мне особую нежность, а один из них, подавая мне чай, как-то заявил: «Ваш батюшка всегда пил без сахара, а Вам придется поневоле, так как сахара во Дворце нет». Иду вниз в переднюю и реквизирую несколько кусков из карманов караульных стрелков. У правительства сахара нет, а в войсках есть. Молодчина мой интендант.

Петроград, Петропавловская крепость

Нужно сказать, что царь бывший, он ужасно мало говорил. Он был очень мил, любезен. Но про дела никогда не говорил сам. Он скажет: «Да», «Так», «Я думаю». Но он ужасно каждое слово берег. Он очень был осторожный на слова человек, очень осторожный.

#Гражданин Романов

, и еще

15 Мне нравится

18 Комментировать

Царское Cело, Александровский дворец

Жаркий ясный день. Сделал утреннюю большую прогулку. Занимался с АлексеемНаследник российского престола географией. АликсРоссийская императрица, жена Николая II осталась дома. Пилили и рубили на том же месте, свалили крупную ель у маленькой дорожки. Принял освежительную ванну до чая. Бенкендорф, Валя Д. и обе фрейлины получили уведомление об увольнении их от службы.

, и еще

13 Мне нравится

24 Комментировать

Москва

Депутат Московской городской думы

, и еще

Максим Горький

А вы победили в Москве? Не поздравляю. Придется скоро спорить с тобой, эс-эрка, и прежестоко.

Еще 4 комментария

3 Мне нравится

4 Комментировать

Барселона, Испания

Через три недели Андре Жид приедет повидать тебя. Предполагается сильная художественная и финансовая поддержка. Рубинштейн напишет тебе. Ответь ей.

, и еще

3 Мне нравится

1 Комментировать

Гостиница «Фения», Гельсингфорс, Финляндия

Конгресс в партийном доме. Светлые, большие, опрятные залы без потертой позолоты Таврического. В первый день — приветственная моя речь от имени ЦК большевистской партии. Потом «кулуарная работа» — основная. Это не так просто! Сначала слушают, будто говорю что-то невразумительное. Ленин для них еще не авторитет. «Левый Циммервальд» — нечто неясное, неопределившееся понятие, может быть, и «опасное». Так рассуждают многие. Надо «взвесить», надо подумать. Читать далее

, и еще

4 Мне нравится

8 Комментировать

Судьбы героев 1917

Видеоблог Зыгаря

+22

В Петрограде

+24

В Москве