В 3 ч. 45 м. ночи Царский поезд литера А подошел к станции Малая Вишера, отстоявшей в 154 верстах от Петрограда. К удивлению тех немногих, кто в поезде не спал, оказалось, что на станции стоял шедший на час впереди поезд литера Б. Оказалось, что когда поезд литера Б. пришел в Малую Вишеру, коменданту поезда подполковнику Талю вручили телеграмму Воейкова: «Настоять на прибытии в Царское Село». Таль передал это приказание генералу Цабелю, командиру Собственного Железнодорожного полка. Но в это же время к Цабелю явился офицер его полка Герлях и доложил, что станции Любань и Тосно заняты революционерами. Что ему самому, бывшему в наряде в Любани, удалось уехать на дрезине, но что в Любани стоят взбунтовавшиеся войска с пулеметами. Путь Императорским поездам загражден революционерами. Этот доклад заставил и Цабеля, и Таля признать положение опасным. Было решено дальше не двигаться, а ожидать прибытия Царского поезда литера А.
Государь приказал ответить, что он ждет Родзянко на ст. Дно. Государь долго гулял по платформе. С изумлением узнали, что только утром станцию проехал со своим эшелоном генерал Иванов, которого уже считали в Царском Селе. Удивились такому медленному его продвижению. Узнали и то, что при нахождении генерала Иванова на станции прошло несколько поездов из Петрограда, переполненных пьяными солдатами. Многие из них своевольничали, говорили дерзости. Несколько десятков солдат были генералом арестованы. Многих солдат обыскали и нашли у них большое количество офицерских шашек и разных офицерских вещей, очевидно, награбленных в Петрограде. Генерал Иванов по-стариковски патриархально бранил задержанных солдат, ставил их на колени, приказывал просить прощения, а арестованных увез со своим поездом. Все это, по рассказам очевидцев, носило довольно странный характер и производило смешное впечатление чего-то несерьезного, бутафорского.
Свита была в большой тревоге. Все, за исключением Воейкова, считали, что надо идти на уступки, надо дать ответственное министерство. Воейков стоял твердо за вооруженное подавление революции.
Мой ассистент сегодня пришел позже. Пытался мне объяснить, что революция остановила все уличные средства передвижения. Считаю, что революция не может служить оправданием для опоздания!
Тысячи, десятки тысяч людей разгуливают сегодня по улицам с красными бантами на груди. Масса автомобилей (все автомобили города были реквизированы для этой цели) носятся по всем направлениям, нагруженные до верха рабочими и солдатами, отовсюду торчат штыки и красные флаги. Мне больше интересны те, которые развозят листки, газеты и прокламации и выбрасывают их в толпу. Читать далее
Свобода приходит нагая,
Бросая на сердце цветы,
И мы, с нею в ногу шагая,
Беседуем с небом на ты.
Читать далее
Утром просыпаюсь и глазам своим не верю. Улица полна людей, но это не бушующая толпа последних дней, а мирная, почти празднично настроенная чинная публика. Целый день проходят полк за полком. Вот с красными плакатами, с красными знаменами идут Преображенский, Измайловский, Павловский, Московский полки. Идет артиллерия, идет пехота, идет кавалерия, идет Морской гвардейский экипаж. Идет полк за полком, и полкам, сдается, нет конца. От красных флагов, красных знамен, красных плакатов, красных бантов вся улица кажется залитой красным. Государь еще царствует, а его гвардия уже под красными знаменами спешит к Таврическому дворцу заявить готовность служить Революции.
Имею честь явиться вашему высокопревосходительству. Я нахожусь в вашем распоряжении, как и весь народ. Я желаю блага России. Гвардейский экипаж в полном распоряжении Государственной Думы
По улицам развешен «Приказ», подписанный РодзянкоПредседатель IV Государственной думы. Приглашаются собраться в определенное место все офицеры Петроградского гарнизона и все офицеры, находящиеся в Петрограде. Значит, всем движением руководит Государственная дума. Родзянко подписывается от имени Военной комиссии Комитета Государственной думы.
С проезжавших мимо нас автомобилей бросались летучки. Но достать мне их утром не удалось. Читать далее
Вопрос — где царь? Легенда слабая: «Царь сдался». Обстрел Зимнего Дворца. А ПротопоповМинистр внутренних дел, националист-консерватор будто бы скрылся в Зимнем Дворце, но ему предложили сдаться, потому что из-за него разобьют дворец, и он сдался и впал в обморок, и его на носилках унесли в Думу.
Жуткий вопрос, что делается в остальной России, — никто этого не знает. И кто-то говорит: «А радость какая, будто Пасха».
Ночью повернули с М. Вишеры назад, т. к. Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Поехали на Валдай, Дно и Псков, где остановился на ночь. Видел РузскогоГлавнокомандующий армиями Северного фронта. Он, ДаниловНачальник штаба Северного фронта и Саввич обедали. Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства всё время там! Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!
Когда поезд подошёл к станции Дно, телеграфный чиновник стоял с телеграммой на имя государя императора. Телеграмма была передана Его Величеству, и я вошёл в вагон государя узнать, от кого она. Государь мне сказал, что эта телеграмма от РодзянкоПредседатель IV Государственной думы, который просит остановиться на станции Дно и подождать его приезда из Петрограда с докладом. Государь меня спросил, имею ли я сведения о том, когда приедет Родзянко. Я сказал, что сведений у меня никаких нет и что я сейчас справлюсь по аппарату, выехал ли Родзянко из Петрограда. Читать далее
Встал рано и обрадовался увидеть КлавдиюКлавдия Третьякова — сестра Константина Сомова., которая сделала кофе и убрала комнаты и т. д. Она говорит, что у них Литовскую тюрьму всю ночь громили, все окна были разбиты и там в 6 ч. утра выпустили женщин и детей.
Чудный день, яркое солнце. Я стал смотреть в окно. Тихо, много прохожих оживленных, редко проезжают автомобили открытые с солдатами, их аккалмируютФр. — «приветствуют».,
Положение в городе, казалось, стало еще более тревожным. Поползли смутные слухи о беспорядках на военно-морской базе в Кронштадте. По городу прокатилась весть о прибытии в Царское Село воинских подразделений во главе с генералом ИвановымГенерал-адъютант при императоре, и хотя причин для беспокойства не было, толпы людей, собравшихся в здании Думы, охватило, вследствие неопределенности положения, состояние нервозности и возбуждения. Сообщения о распространении революции стали поступать из сотен городов страны, движение приобрело общенациональный характер. Все это настоятельно вынуждало нас ускорить формирование нового правительства.
Вечером уезжаю в ГельсингфорсХельсинки.. По дороге масса всевозможных рассказов, разговоров. Если бы записать, получился бы интересный исторический роман или драма. Рассказывают, как ВиренаРоберт Вирен — российский адмирал. Заколот штыками 14 марта 1917 года на Якорной площади Кронштадта. в Кронштадте выводили на Соборную площадь и ставили под винтовку. В Гельсингфорсе прямо к пристани было прислано несколько распечатанных вагонов водки и спирта, но матросы пить не стали, а все уничтожили. Командир бригады, бывший командир броненосца «Император Павел I», стоя на коленях, просил отпустить его и обещал раздать все из буфета и выдавать на обед двойную порцию... Читать далее
Я все время чувствую интеллигентскую ложь, прикрывающую подлинную реальность революции. Редакции периодических изданий, вновь приоткрывшиеся для меня во время войны, захлопываются снова перед моими статьями о революции, которые я имею наивность предлагать, забыв, что там, где начинается свобода печати, — свобода мысли кончается.