Газеты оповестили своих читателей о том, что министр народного просвещения предложил попечителям учебных округов принять меры к осуществлению орфографической реформы уже с начала будущего учебного года. Факт исключительной важности. Более пятнадцати лет напряженно ждала его русская школа. И вот «миг вожделенный настал».
Есть, однако, серьезное основание опасаться, что министерский циркуляр может быть дурно понят теми, кто недостаточно знаком с обстоятельствами дела. Во-первых, легко может возникнуть законный протест против самого метода реформировать правописание путем начальственных распоряжений. Во-вторых, многим циркуляр может показаться даже опасным сюрпризом. В стране идет острая политическая и социальная борьба. Мысли каждого из нас заняты всевозможными кризисами. Кругом слышатся речи о разрухах и анархии. О правописании никто и думать не говорил. И вдруг Министерство народного просвещения бросает новый горючий материал в пекло жизни. Зачем?
Очевидно, нужно несколько разобраться в положении вопроса.
О необходимости упрощения русского правописания стали думать еще в 1901 году. Впервые заговорили о нем в Московском педагогическом обществе, а с 1904 г. вопрос разрабатывался в Особой комиссии при Академии наук. Проект реформ давно уже прошел все стадии предварительного обсуждения, благополучно выдержал обстрел со стороны противников и, несмотря на все резкие колебания нашего политического барометра, с излишком пережил земскую давность, не только не растеряв сторонников, но завоевав прочную симпатию деятелей школы и друзей народного просвещения. Ждали только, чтобы комиссия при Академии наук формально завершила свою работу, но более всего ждали, чтобы сверху образовалась конъюнктура, благоприятная для реформы. Революция создала наконец нужную конъюнктуру. Академия откликнулась на ходатайство съезда преподавателей русского языка, а во главе министерства оказались люди, умеющие понимать интересы русского просвещения.
Разумеется, нужно еще очень и очень взвесить все практические трудности, с которыми встретится реформа. Порядок ее реализации должен быть рассмотрен компетентными педагогическими и общественными учреждениями. По имеющимся у меня сведениями, министерство так именно и предполагает поступить.
Нет никакого сомнения в том, что орфографическая реформа будет встречена полным сочувствием российского учительства. Мало того, реформа заслуживает широкой общественной поддержки. Ее научные и педагогические основы многократно обсуждались с такой тщательностью, которая исключает возможность широких промахов. Напрасно некоторым кажется, что проектируемое упрощение делает письмо менее «научным» и «правильным», чем теперешняя орфография. Упрощение делается не в угоду малограмотным людям, а, прежде всего, по соображениям научного и педагогического свойства. Орфография не может быть ни крестьянской, ни барской: она должна быть единой для всех пишущих.
«Но своевременно ли приступать к ломке правописания теперь? Время ли сейчас заниматься орфографией? Война, революция… Хотя бы подождали, пока все успокоится». Подобные скептические и робкие речи напоминают нам обычный аргумент старого правительства, что сначала — успокоение, а потом — реформа. По этой причине наша реформа затянулась на целых тринадцать лет. Нет, все мы сознаем, что как раз в настоящий момент с резкой остротой встал перед нами вопрос о народном образовании. Цель реформировать не в том, чтобы провести реформу «под шумок», а в том, чтобы ответить на одну из насущных потребностей страны.
Я живу отлично, каждый день вижу кого-нибудь интересного, веселюсь, пишу стихи, устанавливаю литературные связи. АнрепХудожник занимает видное место в комитете и очень много возится со мной. Устраивает мне знакомства, возит по обедам, вечерам. О тебе вспоминает, но не со мной. Читать далее
Сколько происходит важного и интересного! Я каждый день браню себя за свою лень, неработоспособность, слабость или болезнь — уж не знаю что — и все-таки выходит так, что к концу дня я не нахожу времени сделать десятой доли того, что хотела бы.
В такую ужасную жару я хочу носить белое хлопковое платье. Несколько лет назад я подарила КлареГлавный редактор в Die Gleichheit целую кучу вышитого батиста, который у нее так и лежит, потому что она не осмеливается пустить его в дело. Спросите у нее, не отдаст ли она мне несколько метров, потому что ткани в наше время не достать, и заказать для меня платье. Мой обычный фасон, только чтобы юбка снизу была немного шире.
Не Эллин противостоит Скифу, а Мещанин — всесветный, интернациональный, вечный. В подлинном «эллине» всегда есть святое безумие «скифа», и в стремительном «скифе» есть светлый и ясный ум «эллина». Мещанин же рядится в одежды Эллина, чтобы бороться со Скифом, но презирает обоих. Слово его не совпадает с делом, мораль личная не совпадает с моралью партийной, общественной, государственной, но зато «деяние» для него самоценно и совпадает с «личностью».
Дорогой Игорь, увы, я сейчас не могу двинуться из Парижа до окончания срочных работ. Я прочел Иде Рубинштейн твою депешу и она сказала, что можно всегда переговорить письмами, даже детально. Она исходит из опыта почтового «Себастьяна» и «Саломеи» (эту музыку она заказала Глазунову в свое время). Читать далее
Наша родина проходит через время необыкновенное, которое случается не раз в век, а раз в тысячелетие. Я глубоко чувствую свою вину: она не в деле Перрена, не в бездействии или превышении власти; не те или другие люди виновны в ней — вина моя во мне самом. Читать далее
Очень жарко, срезала розы. Слышала, будто бы в Севастополе беспорядки, адмиралаКомандующий Черноморским флотом сняли. Посидели на берегу — единственное утешение.
Потеря любимой собачки, верного друга, в течение девяти лет не покидавшего меня, так хорошо меня знавшего и понимавшего, для меня горе. Я помню, я как-то ночью заплакала, и у меня вырвался крик отчаяния. Мой Джиби вскочил мне на грудь и своими чудными глазами с ужасом смотрел на меня, как будто чувствуя, что я переживаю. Я повезла его в Стрельну на том же автомобиле+ с Вовой похоронить его там, где он был такой счастливый, бегая на воле по саду. Солдаты, которые уже жили на моей даче, отнеслись к этому очень трогательно и даже сами помогали мне вырыть ямку и засыпать. Когда солдаты его засыпали и я горько плакала, они говорили между собою: «Видно, хорошая была собачка, коль барыня так заливается».
Был дождик днем, утро жарко, градусов 30. Возят навозы, коровы днем не ходят. Русская армия оказалась одна из худых. Целыя дивизии отказываются идти в бой. Стыдно союзников и совестно против тех, которыя полегли костьми раньше. По видимому, эта теперешняя армия — одни пустокормы. Она не в состоянии сделать ничего хорошего. Слушают, распустили уши, какого-то вредного Ленина и его приспешников.
Много событий каждый день. Я чуть было не создал довольно большую фракцию, но, кажется, при благосклонном содействии Троцкого она распадется. Плакать по этому поводу нечего, она во всяком случае, могла бы иметь лишь относительное значение, временно, до съезда. Любопытно, что доверие ко мне в массах очень велико, и Петропавловский гарнизон хотел меня вызвать по собственному почину как арбитра в одном сложном деле.
Я теперь так связан с великим, трагическим Петроградом, что оторваться от него надолго не смогу.
В пессимизме меня укрепило посещение заседания съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, заседавшего в Кадетском корпусе. Речь шла сначала о даче Дурново. Говорили и ПереверзевПрокурор Петроградской судебной палаты, адвокат, член масонской ложи, и ЛиберМеньшевик, член исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов, и Каменевбольшевик, и патетический ЦеретелиМеньшевик, министр почт и телеграфов, и ЛуначарскийБольшевик, получивший окрик со стороны восточного человека ЧхеидзеПолитик, социалист за непочтительное выражение о съезде. Говорили они все очень складно, «убежденно и убедительно», с темпераментом и даже дельно. Но, в сущности, от всего этого обилия слов я не вынес ровно никакого определенного впечатления. Читать далее
Министр Пешехонов много говорил в своей речи прекрасных высоких вещей: и о том, «чтобы распределить то, что у нас есть, равномерно», и о том, что «сопротивление капиталистов, по-видимому, сломлено», и многое тому подобное. Но точную цифру он привел только одну. Точный факт в его речи указан лишь один, и посвящено ему шесть строк из восьми столбцов речи. Вот этот факт. Гвозди отпускаются с заводов по 20 коп. фунт, а для населения доходят по 2 рубля фунт.
В течение трех недель жильцы самых фешенебельных московских отелей были «посажены на парашуРечь идет о забастовках прислуги, официантов и дворников в Москве.». Было — а может быть, есть, а может быть, вечно будет, несмотря ни на какие революции? — такое наказание в каторжных тюрьмах. Оно применяется к самым отчаянным каторжанам. Читать далее
И разжигая во встречном взоре
Печаль и блуд,
Проходишь городом — зверски-черен,
Небесно-худ.
Читать далее