Обозрение мод: весна 1917
Чуть светает —
Спешит, сбегается
Мышиной стаей
На звон колокольный
Москва подпольная.
Покидают норы —
Старухи, воры.
Ведут разговоры.
Свечи горят.
Сходит Дух
На малых ребят,
На полоумных старух.
В полумраке,
Нехотя, кое-как
Бормочет дьяк.
Из черной тряпицы
Выползают на свет Божий —
Гроши нищие,
Гроши острожные,
По́том и кровью добытые
Гроши вдовьи,
Про черный день
Да на помин души
Отложенные.
Так, на рассвете,
Ставят свечи,
Вынимают просфоры —
Старухи, воры:
За живот, за здравие
Раба Божьего — Николая.
Так, на рассвете,
Темный свой пир
Справляет подполье.
Ночью меня разбудило чье-то тяжелое дыхание в моей спальне. К несчастью, лампа возле моей кровати не горела (хотя электричество было восстановлено). Я спросила, кто здесь, и услышала чьи-то тихие шаги, а затем дверь моей гардеробной закрылась. Я вскочила с постели, бросилась в гардеробную и включила свет. Комната была пуста, но, когда я открыла дверь в коридор, то увидела исчезающую за углом фигуру солдата. Наутро я обнаружила, что все золотые и серебряные вещицы из моей гостиной были украдены.
Тем временем ситуация в Лондоне изменилась. Британское правительство пересмотрело свое решение и отказалось оказать гостеприимство родственникам своего собственного королевского дома до тех пор, пока длится война. К сожалению, сэр Джордж БьюкененПосол Великобритании в России не сообщил об этом решении немедленно Временному правительству, и оно продолжало подготовку к отъезду НиколаяРоссийский император в Англию. Когда она была завершена, ТерещенкоПредприниматель, банкир, с марта 1917 - министр финансов попросил сэра Джорджа войти в контакт со своим правительством по вопросу о том, когда можно ожидать прибытия в Мурманск британского крейсера, который заберет на борт императорскую семью. И только в этот критический момент сэр Джордж с нескрываемой горечью сообщил, что прибытие императорской семьи в Англию не считается более желательным.
Пошла гулять, благо погода была чудная, и долго сидела на бульваре. Вдруг в конце его, около памятника Пушкину, призывно загремела «Марсельеза». Я, конечно, помчалась туда. В этот день происходили митинги для распространения заема победы. Говорились, конечно, речи. Я протиснулась к самому памятнику. Читать далее
Сегодня мне ударило двадцать шесть лет. Двадцать седьмой год — это уже весьма порядочно. В этот день у меня собрались друзья. Играл я им мои новые сочинения — 3-ю Сонату и «Мимолётности».
«Гуляли» столько, что от вида шествий и избитых плакатов начинало тошнить. И что ни день, то новое торжество. То с музыкой встречали товарищей-эмигрантов, то хоронили товарищей — жертв «борьбы роковой», то с войсками, стоящими шпалерами при знаменах, встречали «бабушку русской революции», то «дедушку русской смуты». Но все это было бы с полбеды, не будь товарищей экспроприаторов, которые якобы для патриотических обысков контрреволюционеров делали по ночам налеты. Пока что неприкосновенность жилищ, о которой столь много кричали враги прежнего правительства, при новом — еще менее обеспечена.
Как-то душа раскрывалась навстречу тому, что говорилось, и казалось, какое счастье, что столько есть связующего людей. Все-таки какое огромное счастье, что на нашу жизнь выпала такая полоса жизни человечества. Ведь с ума можно сойти от переживаний, которые несет жизнь теперь.
Я собираю за завтраком вокруг Альбера ТомаАльбер Тома — французский социалист, министр вооружений, историк.: Милюковалидер партии кадетов, ТерещенкоПредприниматель, банкир, с марта 1917 - министр финансов, Коноваловаминистр торговли и промышленности, Нератова и мой персонал. Трое русских министров выказывают оптимизм. Говорят о дуализме, который проявляется в правительстве. Милюков объясняет со своим обычным добродушием и большой широтой идей конфликт, возникший между ним и Керенскимпремьер-министр. Альбер Тома слушает, задает вопросы, говорит мало и разве только для того, чтобы оказать русской революции огромный кредит доверия или воздать красноречивую дань восхищения.
Здесь Александр БлокПоэт. Познакомился с ним и его матушкой.
В Симбирске появилась своеобразная заборно-либеральная литература. Против окон нашей квартиры тянется забор удельного ведомства. Кто-то на нем написал разные изречения на революционные темы. Одно из них интересно: «Прошедшее не могут воротить даже сами боги!».
ТерещенкоПредприниматель, банкир, с марта 1917 - министр финансов сказал мне сегодня утром, что Совет напуган анархическими речами ЛенинаЛидер партии большевиков и стал более уступчивым. Я имел с ним небольшую беседу относительно Константинополя. Он сказал, что он никогда не был сторонником постоянной оккупации Константинополя Россией, потому что это было бы чистым проигрышем, и потребовало бы большого гарнизона. Читать далее
Искусство по духу родственно революции, что в силу неких причин сейчас эта связь оборвана и что вина за это в театре возлагается на сонный, равнодушный к искусству партер. Когда в партер придет пролетариат, искусство театра воспрянет к новой жизни.
В назначенный для спектакля вечер я сидела одетая и загримированная в ожидании вестей из театра, куда вперед выехали мой поверенный Хессин, Владимиров и Павел Гончаров разузнать, какое настроение там царит и могу ли я приехать. Несмотря на заверения Рогова, что мне не угрожает никакая опасность, мои друзья хотели сперва лично в этом убедиться. Они смешались с солдатами и прислушивались к тому, что говорилось в их среде. Сперва они нашли довольно враждебное ко мне отношение со стороны солдат. Под этим впечатлением они дали мне знать, что ехать мне пока нельзя. Но когда они стали им говорить, что я замечательная артистка и что когда они меня увидят, то придут в восторг, настроение солдат постепенно изменилось. Читать далее