Я – царь страны несуществующей, Страны, где имени мне нет… Душой, созвездия колдующей, Витаю я среди планет.
Поэза скорбного утешения
В холодную зиму голодного года
В разгромленной чернью стране,
Где злым произволом забита Свобода,
Ночами, в бессонницу, мне
Мучительно думать о горе народа
О жутком — о близком к нам дне.
Читать далее
Не странны ли поэзовечера,
Бессмертного искусства карнавалы,
В стране, где «завтра» хуже, чем «вчера»,
Которой, может быть, не быть пора,
В стране, где за обвалами — обвалы?
Главною чертою всех разновидностей футуризма, который появился за несколько лет до войны и пышно расцвел в революцию, была борьба против «платонизма» в искусстве и тем самым против русской темы в символизме. Небо, этот центральный символ религиозного, романтического и идеалистического искусства, было объявлено «трупом», звезды — «гнойною сыпью» (интересно, что сыпью звезды называл уже Гегель). В связи с походом против неба была возвещена непримиримая война всем его «гнусно–сладкоголосым и лицемерно–продажным» певцам. Читать далее
За дряхлой Нарвой, верст за двести,
Как окровавленный пират,
Все топчется на топком месте
Качающийся Петроград.
Кошмарный город-привиденье!
Мятежный раб! Живой мертвец!
Исполни предопределенье:
Приемли страшный свой конец!
Читать далее
Поэза строгой точности
Борису ВеринуВерин (настоящее имя Борис Башкиров) — поэт, шахматист, меценат.
Искусство в загоне — сознаемся в этом!
Искусство затмила война.
Что делать в разбойное время поэтам,
Поэтам, чья лира нежна?
Читать далее
Читали перед обедом газеты. Иван Алексеевич сказал про Чернова… Считается знатоком земельного вопроса! Какая наглость. Ни уха ни рыла не понимать в экономических вопросах и сельском хозяйстве и залезть на пост министра земледелия! Что он может знать! Двенадцать лет в Италии прожил. В деревне за всю свою жизнь ни разу не был. Я уверен, что он пшена от проса не отличит. Министр земледелия, марксист и вместе с тем ужасный декадент, поклонник Брюсова и Бальмонта, восторженный почитатель Ивана Вольнова. Все это в нем совмещается. Государственный муж, Кокошкин, становится посреди комнаты, заложив назад руки, и распевает поэзы Игоря Северянина.
Александр IV
Что думал «Александр Четвертый»,
Приехав в гатчинский дворец,
Обозревая пол, протертый
Людьми без мозга и сердец?
Читать далее
Был на вечере МаяковскогоПоэт-футурист, а сегодня — на Игоре СеверянинеПоэт, обоих слушал в первый раз. Хотя до сих пор я знал очень многое (почти все) из сочинений Северянина, и многое мне очень нравилось, а Маяковского совсем не знал, а если что знал, то это мне не нравилось, но при личном слушании эффект получился обратный: Игорь своим слащавым популярничанием и мяуканием как-то опошлил и расслабил крепкий экстракт некоторых талантливых блесток, которыми пересыпаны его стихи; Маяковский же, наоборот, как-то скрепил в одно крепкое целое все свои разбросанные и как бы бестолковые фразы. Он читал энергично, с типичным футуристическим натиском, несколько грубоватым, но весьма убедительным.
Жизнь человека одного —
Дороже и прекрасней мира.
Биеньем сердца моего
Дрожит воскреснувшая лира.
Читать далее
Непоняты моей страной
«Стихи в ненастный день», три года
Назад написанные мной
Для просвещения народа.
Читать далее
Вселенец — антипатриот,
Но к человеку человечен:
Над братом он не занесет
Меча, в своем вселенстве вечен.
Читать далее
Должна быть кончена война,
Притом — во что бы то ни стало:
Измучилась моя страна,
Нечеловечески устала.
Читать далее
«Когда отечество в огне,
И нет воды — лей кровь, как воду».
Вот что в укор поставить мне
Придется вольному народу:
Как мог я, любящий свободу,
Поющий грезовый запой,
Сказать абсурд такой в угоду
Порыву гордости слепой?!
Народ оцарен! Царь низложен!
Свободно слово и печать!
Язык остер, как меч без ножен!
Жизнь новую пора начать!
Читать далее