Дорогой Сереженька, Вы совсем мне не пишете. Вчера я так ждала почтальона — и ничего, — только письмо Асе от Камковой. Ася всё еще в имении. Она выходила сына Зелинского от аппендицита, он лежал у нее три недели, и теперь родители на нее Богу молятся. Я не поехала, — сначала хотели ехать все вместе, но я не люблю гостить, старики на меня действуют угнетающе, я чувствую себя виноватой во всех своих кольцах и браслетах. Сторожу АндрюшуАндрей Трухачев (род. в 1912 году) — сын Анастасии Цветаевой от первого брака.. Я к нему совершенно равнодушна, как он ко мне и — вообще — ко всем. Роль матери при нем сводится к роли слуги, ни малейшего ответного чувства, — камень.
Лунные ночи продолжаются. Каждый вечер ко мне приходит докторша, иногда Хрустачев. Он совсем измучен семьей, озлоблен. Приходит, ложится на ковер, курит. Мы почти не говорим, и приходит он, думается, просто чтобы не видеть своей квартиры. Иногда говорю ему стихи, он любит, понимает. И жена его измотана, работает на него и на девочку, как раб, сама моет полы, стирает, готовит. Безнадежное зрелище. Оба правы, — верней — никто не виноват. И ни тени любви, одно озлобление. Я живу очень тихо, помогаю Наде, сижу в палисаднике, над обрывом, курю, думаю. Здесь очень ветрено, у Аси ужасная квартира, сплошной сквозняк. Она ищет себе другую. Все дни выпускают вино. Город насквозь пропах. Цены на дома растут так: великолепный каменный дом со всем инвентарем и большим садом — 3 месяца тому назад — 40 000 р., теперь — 135 000 р. без мебели. Одни богатеют, другие баснословно разоряются (вино). У одного старика выпустили единственную бочку, которую он берег уже 30 лет и хотел доберечь до совершеннолетия внука. Он плакал.
Атмосфера тревожная, как будто накануне гражданской войны.
Ежедневно ожидается выступление большевиков.
Какого чорта в ступе натворило правительство с этим въездом в Москву! Ну, правительство! «Они сидят, пьянствуют там, кожа их одуйся!» — сказала одна баба. А солдат прибавил: «Главная беда — этот сраный жид Керенский!»
Терещенко говорит о необходимости избавиться от Керенского и запретить Советы. Если бы у них только хватило на это сил!
Проба сил большевиков ожидается в среду, 7 ноября.
Вот уже две недели, как большевики, отъединившись от всех других партий (их опора — темные стада гарнизона, матросов и всяких отшибленных людей, плюс — анархисты и погромщики просто), держат город в трепете, обещая генеральное выступление, погром для цели: «вся власть советам» (т.е. большевикам). Читать далее
Уважающая себя партия не может терпеть штрейкбрехерства и штрейкбрехеров в своей среде. Это очевидно. А чем больше вдуматься в выступления Зиновьева и Каменева в непартийной прессе, тем более бесспорно становится, что их поступок представляет из себя полный состав штрейкбрехерства. Читать далее
Прочел в газете («Вечерние Биржевые»), что на одного милиционера напало 20 хулиганов и, связав его, заставили его лаять по-собачьи. Когда он отказывался, его избивали. Это продолжалось 4 часа. Потом его развязали и, уходя, каждый ударял его по лицу. Читать далее
Отсутствие хорошо организованной полицейской силы и безусловно преданной правительству силы военной парализовали его. Здесь и был зародыш разрушения, и росту его не могла воспрепятствовать вся огромная энергия, проявленная Временным правительством в деле органического законодательствования. А кроме того, каждый из министров был настолько поглощен своим ведомством, что ни у кого из них не было времени практически обдумывать то, что касалось других ведомств, и предлагать какие-нибудь конкретные меры. В частных совещаниях обсуждались лишь общеполитические вопросы.
На заводах помещения комитетов были завалены винтовками. Приходили и уходили связные, обучалась Красная гвардия… Во всех казармах днем и ночью шли митинги, бесконечные и горячие споры. По улицам в густевшей вечерней тьме плыли густые толпы народа. Словно волны прилива, двигались они вверх и вниз по Невскому. Газеты брались с боя… Грабежи дошли до того, что в боковых улочках было опасно показываться… Однажды днем на Садовой я видел, как толпа в несколько сот человек избила до смерти солдата, пойманного на воровстве… Читать далее
Вчера ночью в Выборгском районе состоялись летучие митинги, на которых участвовало много хулиганов. Митинги были организованы воровскими организациями. Милиционеры были удалены с митингов. Им было заявлено, что все комиссариаты по постановлению воровских организаций будут упразднены и разгромлены. Ходят слухи о массовых поджогах.
Несмотря на тяжелые дни, переживаемые страной, в Петрограде продолжаются безответственные призывы к вооруженному выступлению и погромам и вместе с тем с каждым днем усиливаются грабежи и бесчинства. Такое положение дезорганизует жизнь граждан и мешает планомерной работе правительственных органов. В сознании ответственности и долга перед родиной приказываю: 1) каждой воинской части, согласно особых распоряжений в пределах района своего расположения, оказать всемерное содействие органам городского самоуправления, комиссарам и милиции в охране государственных и общественных учреждений; Читать далее
Исполняющий должность комиссара Временного правительства по г. Москве Григоров прислал Городскому голове уведомление, что он созывает в Москве совещание по борьбе с анархией, согласно циркуляру Министерства внутренних дел.
Грустное и возмутительное зрелище: погромы помещичьих имений и фабрик, но ведь вы же сами, господа Родзянки, Трубецкие, Болконские, Коноваловы, Рябушинские и пр., содействовали им, сведя с престола символ права и не сумев заменить его другим символом, необходимым для темного народа. Наш солдат и мужик поняли, очевидно, что с падением царя пала всякая власть и стало возможно делать что хочешь, между прочим, и грабить. Не пожинаете ли вы то, что сами же посеяли. С царем у нас исчезло и право собственности. В газетах опять о забастовке городских рабочих, которые устраивают ее, науськиваемые большевиками, как средство смуты, а вовсе не из экономических потребностей. В корне это, конечно, затея большевиков, и в самом глубоком корне — немецкие деньги, для нашего развала. В Петрограде со дня на день ожидается восстание большевиков, правительство живет под этим страхом и не принимает никаких мер против открыто производящихся приготовлений к восстанию!
То, что я делаю, просто и очевидно: в моих отношениях с городом, семьей, профессией, обществом, любовью (можешь поставить ее на первое место, если пожелаешь), к существующему или будущему сообществу наших людей, во всех этих отношениях я не оправдал себя достаточно и, более того, я провалился так, как никто другой (я знаю по пристальным наблюдениям за собой). В глубине это всего лишь детская идея — «Никто так не плох, как я», которая позже, откорректированная, причиняет новую боль. Но сейчас мы имеем дело не просто с самоупреками, но с явным патологическим фактом невозможности оправдать себя.