Был на фронте — в имении — проезжал через Киев, Житомир, Кременец — впечатление весьма определенное — провинция, по крайней мере, эта провинция, живет отраженным светом и своего вовсе не дает — ну что у вас, как там — вот обычные вопросы — инициативы никакой, однако пропитались протестом против существующего режима в достаточной мере, и в нужный момент на местах оппозиция будет всемерно и всеми поддержана.
Дайте вещь в руки недобрым человекам, заранее к ней не предрасположенным, передайте садоводство технологу, а фабрику предайте садоводу, — передайте семью монашеству или холостым чиновникам (ведь чиновнику необязательно быть хорошим семьянином, и даже вообще сколько-нибудь семьянином), и вы получите «косой взгляд» на вещь, который ее постепенно «сглазит» и совершенно незаметно, между прочим, и для себя незаметно «перекосит» эту вещь, искривит, изуродует.
От 2½ до 4½ ч. принимали офицеров, окончивших ускоренный курс военной академии, числом 227 чел.; громадное количество из них ранено и контужено. Выбежал на полчаса в сад.
Все окончившие ускоренный курс Академии являлись Государю в Царском Селе, в Александровском дворце. Страшный мороз. Мы все приехали на Царскосельский вокзал, на Царскую ветку, где нам был подан экстренный поезд. Во дворце мы разместились в двух или трех залах. Нам пришлось очень долго ждать Государя, потому что он принимал французского генерала де Кастельно, который, идя к Государю, прошел мимо нас. Наконец вышел Государь с Государыней и великими княжнами. Читать далее
ТерещенкоВладелец сахарорафинадных заводов, крупный землевладелец, банкир. приехал из Киева, где он был в близких отношениях с состоявшим при Императрице Марии ФедоровнеВдова императора Александра III, мать императора Николая II князем Долгоруким. Там, в Киеве, друзья приятно проводили время в гостинице «Континенталь», говорили о текущих событиях. Терещенко отвел в сторону князя Долгорукого и сообщил ему, что он уезжает в Петроград, где от государя потребуют отречения. Читать далее
Ни один народ не поддается так легко влиянию и внушению, как народ русский.
Ах, зачем в эти дни среди нас нет больше Толстого?!
Холод, опять 35.
Кто поверит, что от переговора по телефону можно опьянеть? Во многих трактирах телефон устроен в будках, эта-то будка и является спасительницей для любителей крепких напитков.
— Человек! — зовет трактирный завсегдатай.
— Что прикажете? Читать далее
Будь честным с собой. Так я думаю. И если ты сам перед собой чувствуешь, что не сделал ничего гадкого, то имей мужество перебороть боль и ясно смотреть в глаза себе и другим. Никакое оскорбление, никакая ругань не должны быть для тебя оскорблением и руганью. Это или недоразумение, или злость не за то, за что ругают.
Поздравляю дорогого, удивительного человека — дай бог здоровья Вам, славный Иван Дмитриевич.
В Оренбурге имеется пять различных уполномоченных по продовольствию: от города, от земства, от жел. дороги и бог еще знает от чего. Каждый из уполномоченных считает своей священной обязанностью подставить другому уполномоченному «ножку». Читать далее
Не будем размышлять о России как о государстве, обществе или политической единице. Возьмем лучше пример самой уничижительной критики русских людей из русской литературы — «Обломова» Гончарова! Действительно, какой это болезненный и безнадежный образ! Какая рыхлость, неуклюжесть, медлительность, сонливость, какое безволие к жизни, какая неряшливая меланхолия! Несчастная Россия, таков твой народ. Однако… возможно ли не любить Илью Обломова, это воплощение человеческой невозможности? Читать далее
И опять на ресницах индевел
У проходящих вечерний блуд,
И опять на мое распластанное тело
Город наступил, как верблюд,
И опять небо синело,
Как эмалированное блюдо.
Есть один ответ на все вопросы сцены: волнение от сущности. Это не волнение вообще. Удивление не должно быть приготовлено заранее, где-то на полке вашей души. Оно должно возникнуть непроизвольно, если вы оцените факт.