Воззвание к хулиганам и грабителям
День Трафальгарского сражения.
Во всех полках большевики организовали Военно-революционные комитеты. Это семена новых мятежей. Я приобрел револьвер, но застрелю ли кого-нибудь? Вряд ли.
Случилась великая радость. ЯщикТимофей Ящик — камер-казак (телохранитель) императрицы Марии Федоровны. доложил, что меня желает видеть какой-то матрос. Я распорядилась сразу впустить его и узнала в нем Овчарука из Гвардейского полка, единственного из всех наших охранников, который по-доброму относился к нам. Он вбежал в комнату, бросился на колени и сказал сквозь слезы, что срок его службы окончился, но он не хотел уезжать, не признавшись мне, что возмущен поведением своих товарищей, которые таким бесстыдным образом обращались со мной и т.п. Его-то отношение ко мне никак не изменилось, поэтому он и просил встречи со мной, чтобы сказать мне об этом перед своим отъездом. Он был несказанно трогателен, и я тоже расплакалась. Читать далее
Простая женщина подошла в трамвае к важной барыне и потрогала ее вуальку на ощупь.
— Вот как они понимают свободу! — сказала барыня.
Снова такой же дивный день. В три поехали с Колей в Гурьевку, были у Дмитрия Касаткина — «рушник», рушит просо и гречиху. Хозяин — «видно, опять кичится Николаем». Солдат — стерва, дурак необыкновенный. «Солдаты зимней одежи не принимают — не хотят больше воевать. Два месяца дали сроку правительству — чтобы сделало мир. Немцы бедным не страшны — черт с ними, пускай идут. Богатые — вот это дело другое. За границу не уедешь — все дороги в один час станут, всех переколем штыками. Начальства мы слушаемся, если хорошее, а если он не так командует, как же ему голову не срезать? Корнилов виноват, семьдесят пять тысяч с фронта взял. Керенский — не лезь, когда не умеешь править. Зачем он умолял наступление сделать?» И т.д. Читать далее
Выпал ещё снег, день простоял хороший; к вечеру мороз дошёл до 9°. Днём очищал с дочерьми часть деревянной мостовой для прогулок. Слышны были свистки парохода.
Я нанял извозчика и поехал в город, где долго сидел в кафе за чашкой кофе, а потом на углу Дерибасовской и Екатерининской, возле дома Вагнера купил громадный букет гвоздик, сырых от тумана, и отправил его с посыльным в красной шапке к Ирэн. Потом я стал как безумный тратить свои последние военные деньги.
Мне неоднократно, в «семейной» обстановке, боевые офицеры указывали на следующее ненормальное положение, которое возникло после революции. Из тыла гнали подполковников, полковников и генералов на фронт, ибо они еще не были в действующей армии. Приезжая же сюда, они занимали должности себе по чину, т.е. командиров батальонов, батарей, бригад и полков, вытесняя боевых офицеров, уже хорошо знавших обстановку войны, но моложе их чином.
Получалась ерунда, которая пагубно отзывалась на армии: во главе стояли люди, не знающие войны, которым нужно было повиноваться и исполнять нелепые приказания. Таких случаев без конца.
Подумал почему-то о китайцах, японцах, желтолицых. (Вспомнил в памяти их лица.) И меня пронзила мысль: ведь, в сущности, мне нет до них никакого дела, и я не пожертвую ни капли своего покоя для того, чтобы они (китайцы) не ходили у нас по улицам зимой, в лютый мороз, в одних своих широких синих шароварах.
И потом еще мысль: ведь, в сущности, я больше всего думаю о себе.
Я на полу, на подушках, ноги скрещены, одна упирается в пол, другая вытянута, как палка. Одна рука поддерживает другую под локоть, в той, вытянутой, папироса. Чувствую себя столетней старухой, курящей трубку.
За последние дни на Юго-Западном фронте установлено, что немцы при артиллерийском обстреле употребляют новые снаряды, которые при разрывах сильно пахнут хлороформом.
Митинг, затянувшийся далеко за полночь, закончен. Резолюция принята под шумный, долго несмолкаемый гул. Публика, все эти тысячи рабочих, работниц, солдат и матросов, медлят расходиться… Неохотно движутся к выходу, будто ждут клича: «Идем брать власть в свои руки!». И пошли бы. Ночью, сейчас осенней промозглой петроградской ночью, не чувствуя ни пронизывающей сырости тумана, ни страха жертв, ни ужаса перед неизбежной кровавой расправой. Пошли бы стихийно-просто, естественно и убежденно, следуя величайшей социальной силе: здоровому инстинкту восходящего класса… Читать далее
Седая ночь
Охватной ощупью ползет седая ночь,
Гася, то тут, то там, ликующие пятна
Последних пламеней, и тает безвозвратно
Древесных яхонтов живая узорочь.
Под утро встанет вихрь, и все их сбросит прочь.
Не верится, что май дышал здесь ароматно,
Что зацветал июнь, что август благодатно
Всем самоцветам дал играющую мочь.
Узорный дом молчит. Покой его могилен.
Воспоминания попрятались в углах.
Но крайней алости еще придет размах.
Синь-пламень дьявольский в сердцах незрячих силен
И красный ждет петух, чтоб вдруг завихрить страх.
Глазами круглыми уж с ним стакнулся филин.
Большевики покинули Совет Республики, заявив через своего лидера ТроцкогоПредседатель Петроградского совета, что в составе Совета преобладает цензовый элемент, значит, будет провоцироваться ужасная война и держаться курс, играющий на руку голоду, который должен задушить революцию. После этого возможно от большевиков ждать активного выступления с требованием передать всю власть им. Так им ее не отдадут, но они смогут взять ее, а в особенности в такой момент, когда правительство собирается покинуть Петроград и перебраться в Москву. Вот в чем я согласен с большевиками: бегут из Петрограда, значит — хотят отдать его без сопротивления немцам. Но зачем же воевать тогда, когда нет никакой надежды остановить врага в любом для него направлении? Читать далее