Немножко социальной статистики. В течение получаса, что я провел сегодня в кафе за чаем, мальчишки предлагали мне двенадцать раз «АВС», мадридскую иллюстрированную газету, четыре человека навязывали мне лотерейные билеты, три нищенки просили милостыню, три разносчика предлагали вареных раков, два — какие-то таинственные сладости, и если чистильщики сапог не делали мне никаких предложений, то только потому, что один из них обрабатывал все время мои сапоги.
Те, кто смогут отстранить от чела своего лучи вчерашнего солнца, и кто не ищет приюта музеев путем примерок авторитетов вечера, те найдут место в наших аудиториях нового дня.
За кофе великий князь заговорил: «Дело обстоит так… Я решился написать письмо Государю. Но совершенно откровенно… до конца. Все-таки я значительно старше, кроме того, мне ничего не нужно, я ничего не ищу, но не могу же я равнодушно смотреть, как мы сами себя губим… Мы ведь идем к гибели; В этом не может быть никакого сомнения. Я написал все это. Но письмо не пришлось послать. Я поехал в Ставку и говорил с ним лично. Я просил разрешения прочесть это письмо вслух… И я прочел».
Великий князь стал читать нам это письмо. В нем излагалось общее положение и серьезная опасность, угрожающая трону и России. Много места было уделено императрице. Была такая фраза: «Конечно, она не виновата во всем том, в чем ее обвиняют, и, конечно, она тебя любит». Но страна ее не понимает, не любит, приписывает ей влияние на дела, словом, видит в ней источник всех бед.
Мой ангел милый! Я прочла письмо Николая и страшно возмущена им. Почему ты не остановил его среди разговора и не сказал ему, что если он ещё раз коснется этого предмета или меня, то ты сошлешь его в Сибирь, так как это уже граничит с государственной изменой? Он — воплощение всего злого, все преданные люди ненавидят его — даже те, кто не особенно к нам расположены, возмущаются им и его речами. Этот человек должен трепетать перед тобой; он и НиколашаДядя Николая II, внук Николая I — величайшие мои враги в семье, если не считать черных женщинЧерногорские принцессы Стана и Милица, бывшие подруги императрицы, поссорившиеся с ней из-за Распутина. Милица Николаевна — жена великого князя Петра Николаевича. Стана — Анастасия Николаевна, жена великого князя Николая Николаевича. и Сергея.
Женушка — твоя опора, она каменной скалой стоит за тобой. Я спрошу нашего ДругаДруг императорской семьи, считает ли Он уместным, чтоб я поехала через неделю, или, так как тебе нельзя двинуться с места, не следует ли мне здесь оставаться, чтобы помогать «слабому» министру. Они снова выбрали РодзянкоПредседатель IV Государственной думы, а его речи ужасны, как и то, что он говорит министрам. Благословляю и целую без конца. Всецело Твоя.
Письма из бюро. Барышня-машинистка — та рождающая середина, множитель и среда жизни и сила числа, рождения, — все это превращенное в звук щелканье.
Софья Павловна и Александр Михайлович. Когда он решился сказать ей у камина: «я вас люблю», то вдруг с грохотом, ослепительно, сверкая всеми огнями, сливаясь в один след летящего в вечность метеора, пронеслась перед ним жизнь. И он проводил ее, и стало просто, тихо, уютно...
В передышках между приступами тоски и злобы занимаюсь живописью. Ничего не клеится. Захожу, как обещал, к Судейкину. У Судейкина «новая жена» (так и говорит), очень красивая, полногрудая, статная, лупоглазая. Ярко выраженный русский тип. Мне говорили, что она еврейка, по отчеству как будто немка — Вера Артуровна. Уверяет, что она его спасает, отучила от пьянства, от «дурной жизни».
Государственная дума держится на гнилой нитке, и мы каждую минуту ждем ее разгона. Заседания все время бурные и не знаю, когда все это кончится. Даже противно стало смотреть на все бурные выходки наших заправил — членов Думы, которые, закусив удила, несутся черт знает куда.
Царь только вчера получил речь Милюковалидер партии кадетов и дал телеграмму, чтобы Шуваев и Григорович поскорее бросились в Думу и покормили ее шоколадом уверения, заверения и уважения. Эти так сегодня и сделали.
Вот в этом вся суть: у нас, русских, нет внутреннего понятия о времени, о часе, о «пора». Мы и слова этого почти не знаем. Ощущение это чуждо. Рано для революции (ну, конечно) и поздно для реформ (без сомнения!). Читать далее
Считаю долгом написать тебе, после длинных разговоров с доблестным и редко преданным тебе ген.ад. БрусиловымГенерал-адъютант, Верховный главнокомандующий (с 4 июня 1917 года), ранее - главнокомандующий Юго-Западного фронта, о тех прискорбных явлениях, которые мне пришлось уже замечать не только в тылу, но и здесь. Прямо говорят, что если внутри России дела будут идти так, как теперь, то нам никогда не удастся окончить войну победоносно. Ненависть к Штюрмеру чрезвычайная. Тогда я старался выяснить, а какие же меры могли бы излечить это состояние? На это могу ответить, что общий голос — удаление Штюрмера и установление ответственного министерства для ограждепня тебя от обмана различных министров. Читать далее
На почту не успел сегодня, был занят на съезде. Впечатление от съезда у меня хорошее. РадекЖурналист, социал-демократ приехал, и мы с ними «помирились» (была натянутость, близкая к разрыву). Накануне съезда удалось устроить частное совещание левых делегатов (на чем я настаивал уже три недели, но безуспешно до тех пор!). На этом совещании были все левые вожди, и молодые в том числе. На съезде началась уже борьба. Посмотрим, что выйдет! Я как старая лошадь на сражении.
На церемонию пришли Мама и Сандро. Присутствовали также два или три офицера Гусарского Ахтырского полка и немногие мои подруги из числа сестер милосердия. Потом персонал лазарета устроил обед в нашу честь. Тем же вечером я вернулась на дежурство в палату. Но я была действительно счастлива. У меня сразу прибавилось сил. Стоя в церкви рядом с моим любимым «Кукушкиным», я решила смело глядеть в лицо будущему, каким бы оно ни оказалось.
Наш ДругДруг императорской семьи очень недоволен браком Ольги. Он находит, что это было нехорошо по отношению к тебе и что это не принесет ей счастья. Ах, Господи, я тоже невыразимо жалею об этом её поступке (хотя понимаю её вполне естественное стремление к личному счастью).
Как передают, в правительственных кругах поднят вопрос о необходимости учреждения такого органа печати, который мог бы проводить взгляды правительства и выступать с критикой общественной печати.
Предполагается учредить новые издания в столицах и других крупных центрах России и Сибири. Составление проекта организации новой прессы, а также изыскание специальных средств для этого взял на себя министр внутренних делМинистр внутренних дел, националист-консерватор.