Отмена вероисповедных и национальных ограничений
Сняли на месяц пустующий магазин на Петровке, дом 17, и стали развешивать вещи. Магазин состоял из двух помещений: одно большое, а другое, в глубине, маленькое. В первом повесили контррельефы Татлина, Попову, Экстер, Удальцову, Бруни, Клюна и Малевича. В дальнем углу Васильеву, меня, Пестель и позже прибавили молодого Юстицкого. Началось мое первое выступление в Москве.
Я выставил беспредметную композицию 150х100, «Две фигуры», несколько маленьких и беспредметную графику. Татлин, как я уже говорил, выставил контррельефы и немного живописи. Удальцова — кубистические вещи. Попова, Клюн, Малевич, Пестель — также.
А Бруни выставил разбитую бочку из-под цемента и стекло, пробитое пулей, что особенно вызвало возмущение публики. Публики в будни было очень мало. Публика была разная. Больше случайная, которая смеялась, а также возмущалась.
Я объяснял вещи, сам мало понимая в кубизме, который мне не совсем был понятен. Некоторые приходили, первый раз видя такие произведения, но не смеялись, а старались понять и ходили по нескольку раз, слушая мои объяснения, и, поняв, страшно благодарили и делались поклонниками.
Трудно было объяснить только те вещи и тех авторов, которые были не талантливы, а являлись эпигонами футуристов. Хотя на выставке, собственно, футуристов не было. Был кубизм и абстракционизм.
Как же теперь быть мне — буржую? Я так мечтал о конституционной монархии английского типа, а теперь, пожалуй, это ни к чему.
Весна идет и идет! Сегодня в тени до 9° тепла. Ожидаются наводнения, что весьма возможно после такой долгой, морозной и снежной зимы, а также вследствие быстрого снеготаяния.
Оттепель продолжается. Пасмурно.
Петербург сильно переменился. На улицах разор. Люди все почти с красными кокардами. Даже шофер наш, поехав за нами на вокзал, из осторожности нацепил красный бант. «Сними эту мерзость!» — в сердцах сказала матушка.
Свободная критика должна быть честной, должна опираться на добросовестное учитывание подлинных фактов. Без соблюдения этого условия критика вырождается в демагогию дурного тона. Погоню за дешевыми дарами такой демагогии мы встретили только что в одном листке, в котором поставлен вопрос: «Десять дней существует Временное правительство, а что им сделано?». Читать далее
Прекрасный солнечный день. На позициях что-то несколько дней довольно тихо. Или же аистиха прилетела к аисту, или же аист к аистихе, но их теперь двое; мало сидят, больше летают, совершая свои совместные экскурсии по домоустройству. Шутники из штабных офицеров говорят о намерении некоторых, именующихся Николаями, переменить теперь свое прозвище!!
У МарииТретья дочь Николая II и АнастасииМладшая дочь Николая II, по-видимому, наступил перелом, температура держалась нормальная; они слабы и весь день спали, конечно, с перерывами. Погулял от 11 час. Сильно таяло. Днём много поработал.
Министры его Величества вполне осознают сложности, о которых вы упоминаете в письме, но они не думают, что, если ситуация не изменится, у правительства будет возможность отозвать уже отправленное приглашение. Поэтому они надеются, что король согласится придерживаться первоначального приглашения, которое было отправлено по совету министров его Величества.
Было очень приятно прочитать твое хвалебное письмо, но, очевидно, ты хвалишь меня по недоразумению. Мы вообще переживаем момент крайне сложный и жуткий. Я не знаю, не вижу, как мы разберемся в хаосе развалин, унаследованных нами? Вокруг меня все ликуют, а я чувствую себя среди людей, которые говорят на языке, не понятном мне.
Видишь? А ты испортила целый лист очень хорошей бумаги на похвалы мне. Может быть, я ошибаюсь. Хотел бы ошибиться! Но — проклятое чутье действительности развито у меня очень тонко, и редко я обманывался, предчувствую плохое.
Солнечный, весенний день. И настроение боевое, весеннее, полное смелого взлета надежд и напряжения воли. Утром — заседание бюро ЦК. В скромно-деловой редакции «Правды». Рассматривается и обсуждается письмо ЛенинаЛидер партии большевиков. Запомнилось единодушие. «Никакой поддержки Временному правительству», никаких «сговоров» с мелкобуржуазными партиями. Это в противовес ходкой в те дни формуле меньшевиков: «постольку — поскольку», то есть поддержка Временному правительству, хотя и с оговорками.
ЛенинЛидер партии большевиков произвел на меня прекрасное, даже грандиозное, хотя и трагическое, почти мрачное впечатление. Впрочем, настоящая беседа с ним будет у нас только завтра. Однако согласиться с ним я не могу. Он слишком торопится ехать, и его безусловное согласие ехать при согласии одной Германии безо всякой санкции из России я считаю ошибкой, которая может дурно отозваться на будущем его. Но Ленин — грандиозен. Какой–то тоскующий лев, отправляющийся на отчаянный бой.
Надеюсь, что в среду мы едем — надеюсь, вместе с Вами. Денег на поездку у нас больше, чем я думал, человек на 10-12 хватит, ибо нам здорово помогли товарищи в Стокгольме. Надеюсь, этот старый дурень Кон (извините, стерпеть нельзя!) не собьет с толку Усиевича меньшевистскими опасениями насчет того, что скажет социал-патриотическая «княгиня Мария Алексеевна...».
Вполне возможно, что в Питере теперь большинство рабочих — социал-патриоты... Повоюем. И война будет агитировать за нас.
Тысяча приветов. Au revoir.
Ваш Ленин.
В Совете произошел раскол, и социалисты — сторонники мира — потеряли почву. Как говорят, войска настроены в общем в пользу продолжения войны, и даже социалисты заявляют, что они станут брататься с германскими социалистами только в том случае, если последние низложат Гогенцоллернов. На фабриках и заводах работы возобновлены, но вследствие увольнения многих инженеров и мастеров производительность гораздо меньше прежней.