Я попросил коменданта поезда Гомзина быть во время приема депутатов безотлучно в столовой вагона, чтобы никому не дать возможности подслушать содержание беседы; сам же остался у входа с площадки вагона, так что имел возможность все видеть и всех слышать.
Государь пошел к себе, а я зашел в салон-вагон поздороваться с Гучковым и Шульгиным и от них узнать подробности разгрома и сожжения дома графа Фредерикса; я знал, что графиня Фредерикс, мать моей жены, была при смерти и что моя жена ее не покидала.
Гучков ответил мне чрезвычайно спокойно, что народный гнев вылился в форму разгрома дома, но что, по его сведениям, насилий над личностями учинено не было, а потому мне беспокоиться нечего: вопрос касается только имущества. Я его просил по возвращении в Петроград уведомить меня телеграммою о семье, так как я не мог войти с ними в связь, что он обещал, но не исполнил.
Через некоторое время манифест был напечатан на машинке. Государь его подписал у себя в отделении и сказал мне: «Отчего вы не вошли?» Я ответил: «Мне там нечего делать». «Нет, войдите», — сказал государь.
Таким образом, войдя за государем в салон-вагон, я присутствовал при том тяжелом моменте, когда император Николай II вручил свой манифест об отречении от трона комиссарам Государственной думы, которые, в его ошибочном мнении, были представителями русского народа.
Сейчас у восставшего Питера нет противника.
Все мои мысли с тобой в эти незабываемые дни счастья, которые переживает наша дорогая освобожденная Россия. Телеграфируйте ваши новости.
Очень интересное время. Я знал, что поздно или рано оно наступит, но не знал, что это случится так быстро. Всю страну охватило радостное безумие, люди машут красными флагами и поют «Марсельезу». Это превосходит мои самые безумные мечты, я с трудом верю, что все происходит на самом деле. После двух с половиной лет нравственных страданий и темноты я наконец увидел свет. Да здравствует Русская Революция, показавшая миру путь к свободе. Пусть Германия и Англия пойдут по ее пятам.
С 9,5 ч. утра до 1,5 ч. дня читал «Русск. Ведом.», «Русск. Слово», «Утро России», «Раннее Утро», «Моск. Лист.». Кажется, что это было самое интересное чтение за все мои 48 лет. В газете «Утро России» замечательные стихи БальмонтаПоэт.
Душа всегда желает чуда,
и чудо первое — свобода,
а радость лучшая — весна.
Весною нам любовь дана,
ей зачарована природа,
а воля к нам идёт оттуда,
где первородна глубина: —
из сердца русского народа.
Читать далее
Настали дни великой свободы в России, и ярко-красные лучи коснулись многих сторон женской жизни. Красный цвет, которого так боялись, считали кричащим, занял прочное положение в туалете русской женщины. Читать далее
В безвыходные минуты мы всегда склонны принимать новое за светлое.
Я все время прислушиваюсь к шуму на улице. В особенности становится жутко, когда мимо проезжает грузовик, мне все кажется, что вот-вот он остановится около нашего дома, а это значило: обыски, аресты, а может быть, и хуже…
Днём позвонил, вдруг, папа, и сказал, что папу и начальника движения арестовали, и, что их поведут в городскую Думу спросить, хорошо ли они будут служить новому правительству и т. д. Услышав это, мама начала беспокоиться. Папа пришёл в 5½ часов; папа был в штатском пальто, которое дал ему конторщик, потому, что папа не хотел идти в форме по улицам. Когда папа пришёл, то казался совсем спокойным, но мама потом сказала, что, когда папа рассказывал это маме, то папа дрожал от волнения. Бедный папусенька!
В Кронштадте и на судах матросы избивают и расстреливают офицеров. В Гельсингфорс и Кронштадт посылаются делегаты от Петроградского Совета, чтобы приостановить резню офицеров. Войска генерала ИвановаГенерал-адъютант при императоре присоединились к восставшим и возвращаются на фронт.
Начальник станции прибегает ко мне и говорит, что его вытребовал командир 1-го Гвардейского сводного стрелкового полка Ресин и говорит, что весь его батальон и тяжелый дивизион идут на станцию. Я решил уехать. Было три часа ночи, и выходило, как будто удираю. Читать далее
Это дворцовый переворот, инспирированный английскими и французскими дипломатами для того, чтобы помешать царю заключить мир с Германией, это не революция народа, жаждущего мира и прав для себя.
Я боюсь, что АликиРоссийская императрица, жена Николая II является причиной всего этого.
Утром государыня вошла в спальню великих княжон. На Ней, что называется, лица не было. Я бросилась к Ней, чтобы узнать, что случилось, и Ее Величество взволнованно прошептала:
— Лили, войска дезертировали! Мои моряки — Мои собственные моряки. Поверить не могу.