Во власти тьмы. Насилие над сенатором Соколовым
После неудачи утечка солдат стала все возрастать и к наступлению темноты достигла огромных размеров. Солдаты, усталые, изнервничавшиеся, не привыкшие к боям и грохоту орудий после стольких месяцев затишья, бездеятельности, братания и митингов, толпами покидали окопы, бросая пулеметы, оружие, и уходили в тыл… Трусость и недисциплинированность некоторых частей дошла до того, что начальствующие лица вынуждены были просить нашу артиллерию не стрелять, так как стрельба своих орудий вызывала панику среди солдат.
Стали поступать ко мне тревожные заявления начальников боевых участков о массовом, толпами и целыми ротами, самовольном уходе солдат с неатакованной первой линии. Некоторые из них доносили, что в полках боевая линия занята лишь командиром полка, со своим штабом и несколькими солдатами. Операция была окончательно и безнадежно сорвана.
Никогда еще мне не приходилось драться при таком перевесе в числе штыков и материальных средств. Никогда еще обстановка не сулила таких блестящих перспектив. На 19-верстном фронте у меня было 184 батальона против 29 вражеских; 900 орудий против 300 немецких; 138 моих батальонов введены были в бой против перволинейных 17 немецких.
И все пошло прахом.
Делаем детский спектакль. У нас есть конкуренты. Катя говорит: у них будет оркестр кронштадтского горизонта (гарнизона). Коля в восторге. О, с каким пылом я писал эту пьесёнку, и какая вышла дрянь.
С фронта идут вести о продолжении нашего наступления, а с тыла — о вспышках исступления социалистов-большевиков. В Петрограде пулеметный полк постановил не отправляться в действующую армию; а если, мол, нас будут к этому принуждать репрессиями или угрозой раскассирования, то мы не остановимся перед арестом Совета рабочих и Временного правительства.
В Кронштадте и того хуже: там никого и ничего не признают, а бедные флотские офицеры все еще томятся в тюрьмах. Читать далее
Иванов день. Ярмарка. Народу много. Погода жаркая. Сухо. Земля как камень. Ужасная дороговизнь на все и недостатки всякого товара. Так, поросята — от 15 и до 20 руб. И все берут. Косы — 6 руб. 75 коп., раньше были 58 коп. Ситцев нет. В лавках пусто. Табаку дали в потребилкеМагазин потребительского общества, кооперативная лавка. четверку — 60 коп. Хлеба продажи вольным нет, одним солдатам. Черной — 12 коп. фунт, белой, какой белой — полубелой — 15 коп. Грабли — 60 коп. штука. Сельди крупные — 20 коп. штука, фунт мелких — 60 коп. Читать далее
В трескучем вагоне трамвая (второй, прицепной) солдат (молодой, во цвете лет, так, около 30-ти, русский) жаловался на «новые порядки», которые будто хуже порядков «Николая КровавогоРоссийский император». Под конец он сказал: «Я против “наступления”. Я уж лучше в Германию уеду, там заработаю больше…» Поднялся шум. Я схватился за голову и выбежал. На ходу соскочил. Точно по лицу меня ударили.
Мне нет места на родине, которой я служил почти 25 лет, и вот, дойдя до предела, который мне могла дать служба, я нахожусь теперь в положении кондотьера и предлагаю свои военные знания, опыт и способности чужому флоту. Я не ожидал, что за границей я имею ценность, большую, чем мог предполагать. И вот теперь я действительно холодно и спокойно смотрю на свое положение и начал или, вернее, продолжаю работу, но для другого уже флотаРечь о согласии адмирала Колчака участвовать в Дарданелльской операции американского флота.. По существу, моя задача здесь окончена — моя мечта рухнула на месте работы и моего флота, но она переносится на другой флот, на другой, чуждый для меня народ. Читать далее
Хе-хе-хо, что ж я скажу тебе, мой друг, когда на языке моем все слова пропали, как теперешние рубли. Были и не были. Вблизи мы всегда что-нибудь, но уж обязательно сыщем нехорошее, а вдали все одинаково походит на прошедшее, а что прошло, то будет мило, еще сто лет назад сказал Пушкин. Читать далее
На Офицерской заметил лавки со следующими афишами: «Масла нет, сыра нет». Сегодня утром семья, имея телятину, не смогла ее зажарить из-за отсутствия жира. Читать далее
Русские наступают огромными массами. Все отбито. Мои приготовления к «неожиданности» планомерно продолжаются.
Элиу РутЭлиу Рут — 38-й государственный секретарь США, лауреат Нобелевской премии мира за 1912 год., глава Американской миссии, направленной в Россию, пожертвовал 5 тысяч рублей (2,5 тысячи долларов) солдатам Москвы. Мэр города выразил ему официальную благодарность.
О дне рождения Максима я, конечно, забыл, и мое поздравление запоздало. Все-таки я напишу ему, поздравлю с двадцатилетием и посоветую не сердиться на людей — я слышал, что его раздражают те, которые говорят, что его отец — германский шпион, провокатор и т.п. Надо жить, «хвалу и клевету приемля равнодушно».
Едва ли я увижу тебя летом, мамаша, — ты согласишься с тем, что неудобно уезжать из Петрограда в те дни, когда обалдевшие «патриоты» так заняты мною. Еще скажут — ага, убежал!
Мы вышли с территории Коломенского института и строем направились в Казанский собор, чтобы оттуда держать путь на вокзал. Архиепископ обратился к нам с напутственным словом. Он отметил важность события и благословил нас. И опять огромные толпы людей последовали за нами в собор, а оттуда направились провожать на вокзал. Когда мы вышли из собора, группа большевиков преградила нам дорогу. Мои девушки тотчас схватились за винтовки, но я приказала: «Отставить!» — и, вложив саблю в ножны, вышла вперед к большевикам. Читать далее
Разве не дискредетировано теперь слово «большевик» навсегда и бесповоротно? Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, скажет, что он ленинец! Что ж тут? Ленин завладел чужим домомИмеется в виду особняк Матильды Кшесинской, который захватили большевики., карманник — чужим кошельком. Размеры захватов разные — лишь в этом и разница. Ну да ведь большому кораблю большое и плавание.
Ленинцы: большевики, анархисты-коммунисты, громилы, зарегистрированные взломщики — что за сумбур! Что за сатанинский винегрет!