Апокалиптика русской литературы
Прибыли в Брест. В шесть часов я поехал с визитом к генералу Гофману и узнал от него интересные подробности относительно психологии русских уполномоченных и существа перемирия, столь счастливо заключенного ими. После этого мы пошли обедать. За столом присутствовало около сотни офицеров штаба командующего Восточным фронтом. Обед этот являл собой зрелище весьма достопримечательное. Председательствовал принц Баварский. Рядом с принцем сидел глава русской делегации — еврей, недавно возвращенный из Сибири, по имени Иоффе, а за ним генералы и остальные делегаты. Помимо вышеупомянутого Иоффе, самой любопытной фигурой делегации является зять русского министра иностранных дел Троцкого — Каменев.
Он также выпущен из тюрьмы благодаря революции, и теперь играет выдающуюся роль. Третьим лицом является госпожа Биценко, женщина, имеющая за собой богатое прошлое. Она жена мелкого чиновника, сама она смолоду примкнула к революционному движению. Двенадцать лет тому назад она убила генерала Сахарова, губернатора какой-то русской губернии, приговоренного социалистами к смерти за его энергичную деятельность. Она подошла к генералу с прошением, а под передником спрятала револьвер. Когда генерал стал читать прошение, она выпустила ему в живот четыре пули и убила его на месте. За это она попала в Сибирь, где и провела двенадцать лет, отчасти в одиночном заключении, а отчасти отбывая более мягкое наказание.
Ее также освободила лишь революция. Эта замечательная женщина, научившаяся в Сибири французскому и немецкому настолько, что может читать, хотя и не говорить на этих языках, потому что не знает, как произносятся слова, является типичной представительницей русского более образованного пролетариата. Она необыкновенно тиха и замкнута; около губ у нее какая-то черточка, выражающая необыкновенную решительность; а глаза ее иногда вспыхивают страстным пламенем. Она, по-видимому, совершенно безразлична ко всему происходящему вокруг нее. Лишь когда речь заходит о великих принципах международной революции, она сразу пробуждается, весь облик ее меняется, и она напоминает хищного зверя, внезапно заметившего добычу и устремившегося на нее.
Комитет борьбы с погромами при Петроградском Совете рабочих и крестьянских депутатов издал обязательное постановление. В Петрограде объявлено осадное положение. Всякие собрания, митинги и сборища на улицах и площадях воспрещаются.
Попытки разгромов винных погребов, складов, заводов и прочего будут прекращаться пулеметным огнем без предупреждения. Виновные в раздаче или продаже спиртных напитков будут немедленно арестованы как наиболее вредные враги народа и будут подвергнуты самым тяжким наказаниям.
«Пролетариат — творец новой культуры», — в этих словах заключена прекрасная мечта о торжестве справедливости, разума, красоты, мечта о победе человека над зверем и скотом; в борьбе за осуществление этой мечты погибли тысячи людей всех классов. Пролетариат — у власти, ныне он получил возможность свободного творчества. Уместно и своевременно спросить — в чем же выражается это творчество? Декреты «правительства народных комиссаров» — газетные фельетоны, не более того. Это — литература, которую пишут «на воде вилами», и хотя в этих декретах есть ценные идеи, — современная действительность не дает условий для реализации этих идей. Читать далее
Не могу понять: неужели я действительно в глубине души за самосуды. (Хотя бы на секунду, хотя бы по частному случаю.)
Доклад ДзержинскогоРеволюционер, член ЦК РСДРП с 1907 года об организации и составе комиссии по борьбе с саботажем. Назвать комиссию Всероссийской чрезвычайной комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее. Задачи комиссии: Читать далее
За дни, что я не бывал в Зимнем, я нахожу некоторую перемену. Мандельбаум предупредил БрикаТеоретик литературы, издатель, один из организаторов Общества по изучению поэтического языка об их решении «все представлять сначала на усмотрение Александру Бенуа». Меня такое «изъявление доверия» так поразило, что я не нашелся дать сразу соответствующий отпор и только мягко пожурил Мандельбаума. Я вовсе не хочу, чтоб во мне видели какое-то подобие диктатора. Завтра я вернусь к этому вопросу и более радикально потребую, чтоб моим именем так не козыряли! Ой, пора вовсе отойти… С другой стороны, какую-то фактическую пользу я все же приношу. Это меня и удерживает… Читать далее
Все однообразно; день проходит как предыдущий, и завтра будет то же, что вчера. Только газеты будоражат и вызывают чувство мучительного бессилия. Нет имени негодяям и лжецам, пишущим в «Правде». Даже свою неспособность справиться с пьяными погромами и неистребимую слабость толпы, разнузданной и развращенной безнаказанностью и бессудностью, они сваливают на контрреволюцию, корниловцев и калединцев. Подлые и жалкие лгунишки, без чести и смелости говорить «правду». Читать далее
Сережа отправился с Палладой и, оказывается, прогулял с ней все два часа, разговор был о половой жизни вообще и в частности. Утром она гадала Сереже. Я верю ей, но не хочу верить относительно Сережиной жизни, хотя линии могут измениться. Завтра должны приехать большевики в Ялту. Я довольно спокойна, не верю. Барон меня проводил, были уже сумерки, навстречу, около церкви, мне навстречу бежал Сережа, взволнованный моим долгим отсутствием.
Утешительница
В глухую третью стражу мне
Дано под облаком наитий
К произрастанию событий
Прислушиваться в тишине.
Читать далее
Нобелевская премия мира за 1917 год присуждена швейцарскому Красному Кресту. Это присуждение мирной премии впервые за все время войны вызывает живейшие толки. Присуждение состоится в необычайно торжественной обстановке. Ожидается прибытие короля, оркестр Национального театра будет играть туш. Секретарь Нобелевского института Моэ прочтет доклад. Так как Нобелевская премия прошлого года осталась невыданной, то комитету придется решать вопрос о других премиях. О предстоящем присуждении премии носились разнообразные слухи. Так, называли Папу и шведского короля Густава как кандидатов в нобелевские лауреаты.
Зимой и весной положение с продовольствием будет отчаянное. Это страшное бедствие с особой силой обрушится на наше подрастающее поколение — детей, нуждающихся в лучшем питании: всевозможные суррогаты вызовут среди них истощение, массу заболеваний и продолжительное мучительное умирание. Для борьбы с наступившим голодом и посильной помощи страдающим детям образовался в Москве Всероссийский комитет общественной помощи детям из объединившихся организаций: О-во истинной свободы в память Л.Н. Толстого, Пироговская врачебно-продовольственная комиссия, Вегетарианское о-во, О-во охранения здоровья еврейского населения и др. Читать далее
Ко мне явился неизвестный матрос «с своим другом». Я сразу обратил на него внимание. Он был высокий, тонкий, стройный, с легкими движениями. Лицо его было открытое, одухотворенное. Черные красивые глаза пылали внутренним огнем. Открытый большой лоб красиво обрамлялся матросской шапочкой. Мы крепко пожали друг другу руки и он, приятно улыбаясь, сказал мне:
— Я к вам… Я анархист — Железняков… Но я вполне понимаю, что теперь не до анархии, надо доделывать вашу революцию, надо наводить революционный порядок в стране и я пришел сказать вам — и это же прошу передать Владимиру Ильичу, — что мы — я и матросы нашего корабля — несмотря на то, что мы анархисты, отдаем себя и все свои силы в распоряжение большевистского правительства, всецело признаем диктатуру пролетариата и будем честно бороться за нашу революцию, всецело подчиняясь распоряжениям правительства.
Читать далее
Чтобы удивить товарищей, я придумал нападать на них по вечерам при выходе из коллежа. Жертвами становились дети слабее меня. Первое нападение я совершил на мальчика лет тринадцати, который как животное пожирал свой хлеб и шоколад: кусок хлеба, кусок шоколада, кусок хлеба, кусок шоколада — и эта автоматичность с самого начала раздражала меня. Кроме того, он был некрасив, а его шоколад дурного качества. Я возненавидел его. Делая вид, что поглощен чтением книги князя КропоткинаКнязь, географ, теоретик анархизма (я никогда не читал этой книги. Но мне казалось, что портрет князя на обложке и даже название книги, «Порабощение хлеба», страшно разрушительны, и делают меня интересным для людей, которых я встречаю на улицах). Читать далее