Приехав в город, я прежде всего пошел посмотреть театр. В нем было тысяча двести мест! Мне стало ясно, что я не одолею этого театра. В моем Петровском театрике триста мест, и то дальше пятого ряда меня уже не слышно. А тут тысяча двести. Я испугался и стал умолять ЛеонидоваЛеонид Леонидов — антрепренер, импресарио Вертинского. отпустить меня домой. В отчаянии я предлагал ему даже уплатить неустойку.
— Я провалюсь! Я не смогу! — убеждал я его. — Марья НиколаевнаМарья Николаевна Нинина-Петипа — актриса и антрепренерша, в театре у которой Вертинский выступал в Москве. вам все заплатит!
Леонидов был неумолим.
— Падать, так с большого коня! — сказал он… и повел меня в кассу.
Старенькая горбатая кассирша, двадцать пять лет прослужившая в этом театре, сказала мне:
— Сбор полный, но мало того, у меня в театре есть за колоннами десять таких мест, с которых ничего не видно. За двадцать пять лет, что я здесь, в этом театре, они ни разу еще не продавались. На ваш концерт впервые даже эти десять мест проданы!
Ну что было делать? Чтобы еще больше подбодрить меня, Леонидов показал мне две телеграммы. В одной было написано: «Провал полный. Леонидов». В другой: «Огромный успех! Наша лошадка пришла!»
— Вот, — сказал он, — я заготовил эти две телеграммы моему компаньону Варягину. От вас зависит, какую из них я пошлю сегодня ночью.
И ушел. Я остался в театре. Разложив свой чемоданчик в уборной, я поставил икону Александра Невского, которую всегда возил с собой, зажег лампадку, вызвал пианиста и сел за рояль — репетировать. Начало было в восемь часов вечера. Кое‑как я распелся. Но сердце… нервы… мучительный страх перед публикой… Я чувствовал, что не могу владеть собой. Без четверти восемь я велел принести мне стопку коньяку. Перед открытием занавеса я выпил ее до дна. И сразу все стало просто. По телу разлился блаженный покой.
«Будь что будет. Все равно, — подумал я. — Падать так падать!»
Концерт я начал тихо, как всегда. Публика насторожилась. Тишина была особенная. Выжидающая, но пока еще недоверчивая. Да… я забыл еще сказать, что моему концерту был придан антураж. Сначала профессор Иодко играл на цитре, потом выходил чтец-рассказчик — маленький пожилой Володя Сладкопевцев, неподражаемый исполнитель рассказов Горбунова и Щедрина, скромный и талантливый.
Эти выступления до меня все же как‑то расположили публику. Атмосфера была хорошая. Первое отделение прошло благополучно. Леонидов не показывался. Во втором отделении, подкрепившись еще глотком коньяку, я уже пел увереннее. «Бал господен» тронул наконец все сердца. Мне аплодировали довольно много.
Последней была песня «То, что я должен сказать». Я уже был в ударе, что называется. В полной боевой готовности. Подойдя к краю рампы, я бросал слова, как камни, в публику — яростно, сильно и гневно! Уже ничего нельзя было удержать и остановить во мне… Зал задохнулся, потрясенный и испуганный.
Только так беспощадно, так зло и ненужно
Опустили их в Вечный Покой!..
Я кончил. Я думал, что меня разорвут! Зал дрожал от исступленных аплодисментов. Крики, вой, свистки, слезы и истерики женщин — все смешалось в один сплошной гул.
Толпа ринулась за кулисы. Меня обнимали, целовали, жали мне руки, благодарили, что‑то говорили…
Я ничего не слышал и ничего не понимал. Я упал в кресло. Меня трясла нервная дрожь. Так вот он, этот страшный экзамен на звание артиста! Я выдержал его на этот раз. И вдруг сквозь всю эту толпу я увидел лицо Леонидова. Он шел ко мне. В глазах у него были слезы.
— Молодец, мальчик! — сказал он, обнимая меня. — Умница! Вот… я рву обе телеграммы и посылаю эту…
Он прочел мне ее: «Успех небывалый. Вертинский победил. Нас можно поздравить! Мы угадали будущего гения. Леонидов».
Пусть и на эти два дня остается белая страница. Довольно одной. Ведь подробности я забуду!
Святая Русь не может погибнуть. Но Великой России, увы, больше нет.
Сорин говорит, что на княгиню Ольгу Орлову мы произвели хорошее впечатление, про Сережу она сказала: «У него такое хорошее лицо, почему он так плохо одевается», а про меня: «Какая у него интересная жена, где он ее раздобыл?»
Неделю более или менее болит голова. Сегодня очень более. А тут несчастье: несколько дней получаю свежие газеты в большом количестве. Качество их таково, что хочется головой биться о стену. Мучительно и больно, как пытка водою. Нет — ссаками бла-а-роднейшего человека и демократа! Низость, лицемерие без конца, дряблость, тупое упорство партийной скотины, счастливая и жалкая уверенность в своей невиновности и непричастности, подхалимство, колбаса с кровью. Невыразимо, до боли совести, гнусна и с каждым днем гнуснеет горьковская «Новая Жизнь». Читать далее
Говорят, большевики готовят нам новые наказы:
1) Отпустить всех пленных.
2) Уничтожить денежные знаки.
3) Брать за право выезда из города от одной до пяти тысяч.
Я предложила бы еще брать за право невыезда. А то это похоже на поблажку. С какой стати допускать даром сидеть на месте?
Шел с Володей Чернявским. Болтали. Я был весел. Вдруг стало стыдно своего веселья… в такое время, когда Россия, может быть, уже перестает существовать…
Поразительный факт: в то время, когда театры пустуют, — оба цирка делают очень хорошие дела, и на сборы пожаловаться не могут. Вот и разберитесь в психологии публики.
К обеду у нас Робьен, Gentil, Аргутинский и СомовХудожник, иллюстратор. Боже! До чего милый друг Владимир (Аргутинский) туп и упрям! Аргутон снова завел песенку о немецких деньгах, на которые и «устроена вся революция». Читать далее
Обедал у БенуаХудожник с Аргутинским и Робьеном. Было очень приятно. Между прочим, я рассматривал у Шуры «Les fables nouvelles» Dorat с Marillier — удивительная книга!
Есть мелочи, которые иногда более ярко освещают политическое положение, чем большие события. Народный комиссар Иосиф ДжугашвилиРеволюционер, который в первые дни после переворота «даровал» всем народам верховный суверенитет, вплоть до образования самостоятельных государств, решил исправить историческую несправедливость и передать украинскому военно-революционному штабу национальные реликвии Украины — знамена и бунчуки, находящиеся в Эрмитаже и Преображенском соборе. Джугашвили очень красноречиво говорит о праве на эти национальные реликвии самоопределяющейся Украины.
Мы не будем входить в оценку прав Украины и необходимости подкрепить их старыми знаменами и бунчуками. Но важно отметить, что не только «самостійные» украинцы, но и комиссар интернационалистического правительства Джугашвили высоко ценит исторические национальные реликвии… когда дело идет об Украине. Кремль, когда гибли национальные ценности русского народа, это обстоятельство не остановило большевиков, не обратило на себя внимания народных комиссаров. Стремление сохранить в неприкосновенности исторические реликвии для русских было признано выражением контрреволюционного мировоззрения. Иное дело, когда речь идет о национальных реликвиях всех других самоопределяющихся народов.
Наш комиссар принял представителей из Севастополя, однако встреча происходила в полной тайне. Нам только сказали, что в Севастополе антибольшевистские настроения. Эти слухи распространяются для оправдания возможного нового кровопролития. К чаю, как обычно, были все дети, в остальное время находилась наедине с самою собой — персоной, надо признать, весьма занудной.
В «Правде было сообщено, что я назначен комиссаром с поручением вести переговоры с интернационалистами. Сообщение это было распространено по всем Европам, меня осаждают враги и друзья, хотят сведений, запрашивают мнение и пр., а я, как дурак, сижу, ничего не знаю, черпаю все сведения из тех же шведских газет. Ни одного слова, ни телеграммы, ни письма, ни сообщения о назначении меня, ни инструкции я не получал.
Крыленкосоветский военачальник сообщает подробности, как командированные им три товарища ехали к немцам предлагать немедленное перемирие. Должно быть, примут предложение, и выйдет, что как бы «краденое» купят, потому что это предложение от власти, серьезно нигде и никем не признаваемой. Дальше Троцкий сообщает нашим союзникам, что если они не согласятся вместе с нами заключить перемирие, то он не остановится перед заключением мира только с Германией.
Англичане заняли Иерусалим и объявили евреям, что те могут устраиваться в Палестине и основывать свое свободное государство.