Нет общеженских интересов
Я вернулся в Америку, а вскоре за тем меня направили с секретной миссией в Петроград. Я колебался — поручение это требовало качеств, которыми я, как мне казалось, не обладал, но в ту минуту никого более подходящего не нашлось, а моя профессия была хорошей маскировкой для того, чем мне предстояло заниматься.
Причины, подвигнувшие меня заинтересоваться Россией, были в основном те же, что и у большинства моих современников. Русская литература — самая очевидная из них. Толстой и Тургенев, но, главным образом, Достоевский описывали чувства, каких не встретишь в романах писателей других стран. Величайшие романы западно-европейской литературы рядом с ними казались ненатуральными. Новизна этих романов побудила меня умалять Теккерея, Диккенса и Троллопа с их традиционной моралью; даже великие французские писатели — Бальзак, Стендаль, Флобер — по сравнению с ними казались поверхностными и холодноватыми. Жизнь, которую они, эти английские и французские романисты, описывали, была мне хорошо знакома и, как и другим людям моего поколения, наскучила. Они изображали общество законопослушное. Мысль его шла уже не раз хожеными тропами, чувства, даже вполне необычные, не выбивались за пределы допустимого. Эта литература предназначалась для просвещенных буржуа, людей сытых, добротно одетых, живущих в добротных домах, и читатели пребывали в непреложном убеждении, что эти произведения не имеют отношения к жизни.
А вот что поражает каждого, кто приступает к изучению русской литературы, так это ее исключительная скудость. Критики, даже из числа самых больших ее энтузиастов, признают, что их интерес к произведениям, написанным до девятнадцатого века, носит чисто исторический характер, так как русская литература начинается с Пушкина; за ним следуют Гоголь, Лермонтов, Тургенев, Толстой, Достоевский; затем Чехов — вот и все! Люди ученые называют множество имен, но не приводят доказательств, чем они замечательны; человеку же со стороны достаточно проглядеть эти произведения, чтобы убедиться — он ничего не потерял, не прочитав их. Я попытался вообразить, что представляла бы собой английская литература, начнись она с Байрона, Шелли (я не допустил бы особой несправедливости, заменив Шелли Томасом Муром) и Вальтера Скотта; продолжись Диккенсом, Теккереем и Джордж Элиот; и закончись на Джордже Мередите. Первый результат: этих писателей очень возвеличили бы.
– Только живите! – Я уронила руки,
Я уронила на руки жаркий лоб.
Так молодая Буря слушает Бога
Где-нибудь в поле, в какой-нибудь темный час.
И на высокий вал моего дыханья
Властная вдруг — словно с неба — ложится длань.
И на уста мои чьи-то уста ложатся.
— Так молодую Бурю слушает Бог.
От немца-германца перешли к немцу внутреннему — царю, помещику, капиталисту, теперь переходят к соседу, у которого не одна, а две лошади, и есть, кроме надельной, десятина собственной земли и две десятины арендованной. Последний этап этого процесса, когда сознают, что немец-враг — в душе каждого отдельного человека: враг внутри меня самого — тогда начнется расцвет революции. Изобразить все этапы врага внешнего — германца, внутреннего — немца, чиновника-врага, помещика-врага, соседа-врага, бабу-врага в одной душе (Иван Михалыча) и потом привести врага в свою душу и к социализму Христа.
На улицах Петрограда снова поднялся шум и оживление, пошли толпы со знаменами — русские войска перешли в наступление. Я радуюсь, что так. Можно хоть французам и англичанам в глаза взглянуть!
Всю ночь гроза и ливень. У меня презабавные кошмары. Участвовал в ограблении какой-то квартиры. Причем таскал одной рукой трупы убитых и с какой-то необычайной ловкостью прошмыгнул мимо полицейских на лестнице, побывал у Симона в Париже, но, не застав его самого, забавлял его супругу и, наконец, попав в пустующий театр на спектакль, не утерпел, встал в сторону и принялся с необходимым изумлением отдавать дань природе. Шум (очевидно, при благосклонном участии дождевых потоков) был настолько силен, что вызвал к авансцене НемировичаТеатральный режиссер, директор-распорядитель МХТ, который, впрочем, увидев меня за занятием, отнесся снисходительно и даже дал несколько практических советов против такой болезни! Читать далее
Мерная поступь рабочих и солдатских батальонов. Около полумиллиона демонстрантов. Единство дружного наступления. Единство вокруг лозунгов, среди которых гигантски преобладали: «Вся власть Советам», «Долой 10 министров-капиталистов», «Ни сепаратного мира с немцами, ни тайных договоров с англо-французскими капиталистами» и т. п. Ни у кого из видевших демонстрацию не осталось сомнения в победе этих лозунгов среди организованного авангарда рабочих и солдатских масс России. Читать далее
Кто прямо нападает, должен выслушать и прямой ответ. Кто прямо кричит — пусть выслушает и крик в лицо. Кто же такая буржуазия — эти люди в котелках, интеллигентного вида, не всегда в перчатках и часто в очках? Читать далее
Вчерашний день, весть о блестящем наступлении русских войск, был днем огромной радости для нашей измученной Родины. Вздох облегчения вырвался из ее страдальческой груди. Радостно было видеть и вчерашние манифестации в Петрограде, в которых выливалась настоящая душа народа, не обезображенная гнусным предательством и провокацией германских тайных и явных агентов. Манифестировали истинные выразители нашего национального самосознания, здорового инстинкта, стоящего на страже национальной чести, совести, единства, мощи. Читать далее
Сегодня улица восторженно справляет свой праздник — начало наступления русских войск, конец русской революции.
Всем стало ясно, что убивать легко не только когда пули летят в невидимого врага или когда в пылу атаки не помнишь себя, но и тут, среди своих, русских, когда вот был только что поручик среди них — потом все сгрудилось, охнуло что-то, тяжело задышали солдаты — и нет поручика, только куски растерзанного мяса, на одном куске погон болтается. Совсем нет поручика — будто и не было. И стала толпа как пьяная.
У Бржезан взята сильно укрепленная позиция. Но «некоторые из наших частей понесли большие потери, особенно в офицерском составе». Как-то мой воин, жив ли, сердяга? Он писал мне недавно, что куда-то передвигаются. Спаси его, Господи!
В Москве и Петрограде состоялись опять социалистические демонстрации. Большевики носили плакаты с надписями: «Долой власть и капитал», «Долой 10 министров-капиталистов», «Война войне», а то и такие: «Долой, долой и долой». Что долой? — Аллах ведает! В общем, в демонстрациях не было ни нового, ни захватывающего, ни толкового. Неизвестно, к чему они на этот раз. Были, конечно, драки и всякое безобразие, вроде захвата петроградских особняков или покушения выпустить из тюрем арестованных (при этом 400 человек убежало). Читать далее
За вчерашний день бой протекал успешно: всего за два дня нашими войсками взято 18 600 чел. пленных. Перед завтраком в походной церкви был отслужен благодарственный молебен.
Днём спилили четыре сухих дерева за теннисом и затем недолго поработали на огороде, до 4½. Весь день погода хмурилась, и с 4 ч. пошёл благодетельный дождь. Читал всё время до обеда.
Молебен по случаю военных событий, предвещающих, как кажется, большую победу. Государь, сияющий, приносит Алексею НиколаевичуНаследник российского престола вечерние газеты и читает ему официальные сообщения.