Надев пальто неформенное, я пошел пешком к кн. Голицыну, на Моховую. Думал вскоре вернуться и ничего не захватил с собою. В правом ящике стола остались все документы, а в левом — ок. 5000 казенных денег, ок. 3500 руб. моих и, кроме того, мои чековые книжки. В несгораемом шкафу были 50 000 р ., взятые мною у гр . Татищева под вексель на выдачу лавкам общества «борьбы с дороговизной». Когда я пошел к кн. Голицыну, было около часу дня. К нему мало-по-малу съехались все министры, за исключением морского и Риттиха, который не мог выйти из своей квартиры ввиду толпы и стрельбы.
Беляев (в. м-р.), говоря, что Хабалов растерялся, уже от себя давал распоряжения. Решено было ехать в Мариинский дворец, который лучше и сильнее охранен. Стрельба и смута на улицах была большая. Переговорив между собою, г-да министры решили послать государю депешу о положении дел с просьбой назначить полномочного председателя совета министров и военного диктатора для приведения в порядок войск. Затем Голицын обратился ко мне с просьбой от лица совета «принести себя в жертву», как он выразился, и оставить свой пост, ибо мое имя «раздражает толпу», известие же о моем уходе внесет «успокоение». «Это следствие травли газет и отношения к вам Государственной думы». Я ответил, что охотно давно бы ушел и, как ему известно, о том неоднократно просил. Теперь же прошу считать меня ушедшим ввиду депеши, посланной царю, которая будет одобрена, и т. к . совет в экстренных случаях может принимать и экстренные меры, мой уход правомерен.
Тут же м-ром вн . д. был назначен ген. Макаренко, и за ним послали, мне же выразили благодарность за мой поступок. Я вышел из зала и ушел в комнату к Крыжановскому, который тепло и мило со мною обошелся.
— Где вы будете ночевать, А. Д.?, — спросил он меня.
— Думал проехать на Фонтанку.
— Нельзя! Вам принесли записку, весь дом разбит, разгромлены все ваши вещи. Ваша жена — у смотрителя на квартире. (Симановского.)
Он обещал затем устроить мне ночлег в кабинете пом. контролера Маликова. Дал мне адрес — Офицерская 7. Добрался. Звоню — никого, дверь заперта; звоню — высовывается швейцар:
— Маликов?
— Дома нет.
Граждане!
Сегодня рушится тысячелетнее «Прежде».
Сегодня пересматривается миров основа.
Сегодня
до последней пуговицы в одежде
жизнь переделаем снова.
-9°. Обедала наверху с ЛилиПодруга императрицы Александры Фёдоровны. Ужасные вещи происходят в Санкт-Петербурге. Революция.
Мое сокровище! Нежно благодарю за твое милое письмо. Это будет моим последним. Читать далее
Действительно, на Невском и прилегающих улицах начал стекаться народ; как всегда, преобладают рабочие, но было более чем обыкновенно праздношатающихся, любопытных посмотреть, чем ПротопоповМинистр внутренних дел, националист-консерватор удивит. Настроение улицы, как всегда в этих случаях, повышенное, но отнюдь не грозное. Читать далее
Кончились «беспорядки», началась «революция».
Нынче — один из величайших и радостнейших дней для России. Какой день!
Я направился к Миллионной, но едва я стал к ней приближаться, как затрещали выстрелы, один за другим, несколькими пачками. Толпа кинулась с площади в Миллионную улицу. Я тоже побежал, впрочем не испытывая особенного страха. На Миллионной у меня были отмечены первые ворота на случай стрельбы. Туда я и вскочил. Сейчас же после этого сторож запер их. Я через решётку смотрел, как народ бежал по Миллионной. Некоторые падали, но не от пуль, а с перепуга, сейчас же поднимались и бежали дальше. Вскоре всё успокоилось. Выстрелов не было слышно. Убитых не было. Я вышел по Миллионной на Марсово поле. Тут сразу стало хуже. Читать далее
Улицы Петрограда полны народа. Кое-где слышны редкие выстрелы, железнодорожное сообщение остановлено. Я мало думаю про революцию. Одна мысль, одно желание: увидеться с Анной Андреевной. Я перешел Неву по льду, чтобы избежать баррикад около мостов. Помню, посреди реки мальчишка лет восемнадцати, бежавший из тюрьмы, в панике просил меня указать дорогу к Варшавскому вокзалу. Добрел до дома Срезневского, звоню, дверь открывает Анна Андреевна. «Как, вы? В такой день? Офицеров хватают на улицах». — «Я снял погоны». Читать далее
Солдаты одного из гвардейских полков — Преображенского — в ответ на приказ открыть огонь повернулись и стали стрелять в своих офицеров. Волынский полк, посланный для их усмирения, последовал их примеру. Другие полки сделали то же самое, и к полудню около 25 000 солдат уже присоединились к народу. Утром был взят Арсенал и захвачены находившиеся в нем запасы огнестрельного оружия и аммуниции. Затем быстро последовали: пожар здания судебных установлений, разгром департамента полиции и уничтожение всех компрометирующих его архивов, освобождение как политических, так и уголовных, заключенных в трех главных тюрьмах, и сдача Петропавловской крепости.
Разгромлен Окружной суд и Главное артиллерийское управление, а также Арсенал, из которого было похищено около 40 тысяч винтовок рабочими заводов, которые сейчас же были розданы быстро сформированным батальонам красной гвардии.
Разогнав городовых, рабочие и солдаты бросились освобождать тюрьмы — «Кресты» и «предварилку». Тюремная охрана не оказала сопротивления. Одной угрозы взорвать динамитом ворота тюрьмы было достаточно, для того чтобы взять «Кресты». Читать далее
Положение в Петрограде становится весьма серьезным; военный мятеж немногими оставшимися верными долгу частями погасить пока не удается, напротив того, многие части постепенно присоединяются к мятежникам. Начались пожары, бороться с коими нет средств. Необходимо спешное прибытие действительно надежных частей, притом в достаточном количестве, для одновременных действий в различных частях города.
В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия! Был недолго у доклада. Днем сделал прогулку по шоссе на Оршу. Погода стояла солнечная. После обеда решил ехать в Царское Село поскорее.
Почва действительно качается у нас под ногами. Тюрьмы открыты, и все беглецы из острогов становятся во главе движения. Мало-помалу полки переходят на сторону наших врагов, и в Царском Селе рассказывают, что первый стрелковый полк, расквартированный в этом городе, ушел, чтобы присоединиться к мятежникам.