Дорогой Константин Сергеевич! В январе я Вам писал из Петербурга крепко и определенно о моем отношении к вам. С тех пор тут ничего не изменилось. Да и не может: это на всю жизнь. Между тем при вашей мнительности история со «Степанчиковым» может казаться Вам противоречием моему январскому заявлению. Хотелось бы, чтоб Вы мудрее взглянули на мою печальную роль в этой истории с «Селом Степанчиковым». Никто больше меня не обрадуется, когда у Вас будет новая, удачная роль. Ручаюсь, что никто.
Но именно я не смею умалчивать перед Вами, когда роль не ладится. Это грустная сторона обязательств, которые налагает двадцатилетняя совместная работа. Другая часть этой истории со «Степанчиковым» — режиссерская.
Тут уж — вы же должны понимать это — я ничего не могу поделать. Перед «делом» с миллионным бюджетом склоняются режиссерские самолюбия. Моя забота сводится к тому только, чтоб сохранить неприкосновенным все прекрасное, что Вы внесли в постановку, и залатать то, что Вы не успели сделать. Для меня самого такая роль — не из завидных. Был еще один выход, при котором наше личное не страдало бы: это отложить еще постановку. Но это было невозможно и в репетиционном отношении, и одна мысль об этом повергала в ужас всех исполнителей.
Вы же все это сами отлично знаете. Я пишу только для того, чтобы Вы не поддавались искушению личных переживаний как-нибудь, хоть на самую малость, обвинить или хоть упрекнуть меня.
Вообще я очень оптимистично и светло смотрю на наше будущее. Нужно удивляться, как еще мало делается у нас злого и страшного. Теоретически Россия представляла бы собой груду дымящихся развалин. А мы еще живем, бунты подавляются почти без крови, армия защищает города, партии борются словами, а не топором, фонари предназначены пока еще только для освещения…
Прочел о расправе матросов с офицерами на броненосце «Петропавловск» в Гельсингфорсе. Мичмана Кандыбу связали по рукам и по ногам, и, связанного, матрос ударил штыком в лицо.Читая это, я вдруг почувствовал, как «просыпается во мне зверь». Вдруг сквозь ужас, сквозь горе, сквозь страшную боль за людей — я почувствовал в своем собственном сердце нечто подобное сладострастному любопытству. Я не мог скрыть от себя, что мне хотелось бы присутствовать при этой расправе. Эти веревки, связанные руки, ноги и штык в лицо точно ослепили меня, одурманили. Тяжелая и грешная душа! И все же какая-то надежда (бьется, бьется в груди), что Господь меня не покинет.
Господи, прости, прости, прости меня.
Неудивительно, что революция в России стала источником вдохновения для кинорежиссеров. В четверг выходит в прокат уже вторая картина на эту тему. «Падение Романовых», как и «Распутин, черный монах», рассказывает о событиях жизни Григория Распутина и его влиянии на императорский двор. Неважно, виноват ли Распутин в революции или нет, его драматическая карьера идеально подходит для кино.
Ночью и утром шёл дождь и дул холодный ветер. Около 3 час. выглянуло солнце. Усиленно ходил взад и вперёд по двору. По вечерам во время игры в домино и безик Татищев и Боткин читают вслух «Девятый вал».
Однако наша жизнь понемногу налаживалась, и нам удалось общими силами возобновить обучение Цесаревича и двух младших великих княжон. Уроки начинались в девять часов и от одиннадцати до часа прерывались для прогулки, в которой всегда принимал участие Государь. Ввиду того, что не было классной комнаты, ученье происходило либо в большой зале верхнего этажа, либо у Алексея Николаевича, или в моей комнате: я жил внизу, в прежнем кабинете губернатора. В час все собирались к завтраку. Однако Государыня, когда бывала нездорова, завтракала у себя с Алексеем Николаевичем. Около двух часов мы снова выходили на прогулку и гуляли, и играли до четырех часов.
Дорогой Илья Ефимович, сейчас я получил от великобританского посла поручение сообщить Вам, что в среду рано утром сэр Джордж посетит Пенаты. Я не ручаюсь за то, что ему удастся ввести свой план в исполнение, но считаю своим долгом исполнить его поручение. Напрасно говорил я послу, что Вы считаете наиболее рациональным закончить свой портрет у него, в Посольстве, он во что бы то ни стало желает отдать Вам визит. Читать далее
Москва славилась всегда изяществом и стильностью фасадов домов. Пройти вечером по обезлюденным Петровке, Кузнецкому мосту, Мясницкой — было большим эстетическим удовольствием. Когда стихал дневной шум столицы и когда внимание не рассеивалось грохотом автомобилей — глаз невольно очаровывался красотой и выдержанностью архитектурных линий.Теперь фасады домов сплошь обезображены обрывками бумаг. Лепят повсюду афиши о спектаклях и концертах, плакаты от электротеатров. Обдирают наполовину афишу концерта, рядом с нею лепят свою. Бумаги расходуется масса. Вид домов становится безобразным. И при всем том невольный вопрос: достигается ли этим какая-нибудь коммерческая цель? Сомнительно…
Нет, я ни к кому бы сейчас не стал спешить, побуждаемый любовью. Если я не так устал от чувств, как ты, все же я устал. И если бы все мои любви вдруг волею Бога превратились в сестер моих, любящих друг друга, а ко мне, не считаясь, устремили лишь сестрину любовь, я, вероятно, вздохнул бы с безмерным облегчением. Больше яда в любви, чем меда. Или нужно любить, как Дон Жуан. А этого последнего мне, в сердце, что-то давно уже не позволяет.
В брачном бюро
К нотариусу входит запыхавшаяся гражданка.
— Виновата, но сегодня, кажется, по карточке № 5 можно получить мужчину.
— К сожалению, сударыня, все вышли. Вы опоздали. Читать далее
Нам привезли большую часть заказанных дров, и это надо считать большим событием в нашем хозяйстве. Все же можно теперь надеяться, что не замерзнем зимою.
Президиум Петроградского Совета был до сих пор построен на неправильных основаниях — в нем совершенно не было представительства от других фракций: большевиков и меньшевиков-интернационалистов. Между тем всем прекрасно известно, что большая часть петроградского пролетариата и гарнизона стоит на точке зрения фракции большевиков. Поэтому является вполне справедливым и согласным с требованием демократии, чтобы Президиум был построен на началах пропорциональности. Мы вовсе не предлагаем переизбрать Президиум, мы предлагаем только дополнить Президиум представителями тех течений, которые до сих пор не были в нем представлены, сообразно их численности. Мы предлагаем образовать коалиционный Президиум.
Одобрено Петроградским Советом р. и с. д.
У восточной сказки должен быть нравоучительный конецОтрывок из рассказа, «Черный генерал», который Гумилев посвятил Гончаровой. Попытаюсь посрамить злого генерала. Вот он приехал в Париж. Посетил двух кафэшантанных певиц, трех депутатов-социалистов и решил ознакомиться с артистической жизнью Франции. Выслушал несколько колкостей от Анатоля Франса; купил рисунок Матисса; был побит в одном кафе Аполлинером; и добился разрешения посмотреть работы Гончаровой. Там он увидел свой индийский портрет, попавший через Калькутту, Лондон и черного гусара в руки этой художницы. Читать далее
ЗаседаниеСъезда народов России. открывается в 12 часов дня. Оно посвящено выслушиванию приветствий и докладов с мест. Все доклады имеют чисто информационный характер и имеют целью дать съезду представление об историческом положении в политическом смысле каждой из национальностей, представленной на данном съезде. Из выступлений с наибольшим интересом выслушивается речь Петлюры, обращающего в ней, между прочим, внимание на дискредитирование Временным правительством демократической республики. Оратор находит это незакономерным актом, изданным без предварительного опроса всех народностей о желательной форме правления. Петлюра подчеркивает эту мысль и выражает уверенность, что Временное правительство будет иметь в своем составе представителей всех народностей, населяющих Россию.
Не знаю, что вызвало ваше письмо. Я ничего не предпринимал и ничего особенного никому не говорил, тем более что я никого и не вижу. Я переживаю очень тяжелое время; мне очень тяжело и нестерпимо скучно. Но я борюсь с тем, что во мне, молча.
Что касается до самолюбия и, в частности, до «Села Степанчикова», то беда в том, что я очень рад, что не играю, и теперь мечтаю только об одном: забыть обо всем, что было, и больше не видеть ничего, что относится к злосчастной постановке.
Относительно будущих ролей я и не думаю, так как я ничего больше не смогу сделать, по крайней мере в Художественном театре. В этом направлении после полного краха моего плана моя энергия совершенно упала. Может быть, в другой области и в другом месте я смогу воскреснуть. Я говорю, конечно, не о других театрах, но — о студиях. Otello — free!..