Во власти тьмы. Насилие над сенатором Соколовым
Мне нет места на родине, которой я служил почти 25 лет, и вот, дойдя до предела, который мне могла дать служба, я нахожусь теперь в положении кондотьера и предлагаю свои военные знания, опыт и способности чужому флоту. Я не ожидал, что за границей я имею ценность, большую, чем мог предполагать. И вот теперь я действительно холодно и спокойно смотрю на свое положение и начал или, вернее, продолжаю работу, но для другого уже флотаРечь о согласии адмирала Колчака участвовать в Дарданелльской операции американского флота.. По существу, моя задача здесь окончена — моя мечта рухнула на месте работы и моего флота, но она переносится на другой флот, на другой, чуждый для меня народ.
Моя мечта, я знаю, имеет вечное и неизменное значение — возможно, что я не осуществлю ее, но я могу жить только с нею и только во имя ее. Вы знаете ее, вероятно. Моя родина оказалась несостоятельной осуществить эту мечту; ее пробовала реализовать великая морская держава, и главные деятели ее отказались от нее с величайшим страданием, которое дает сознание невыполненных великих планов… Быть может, лучи высшего счастья, доступного на земле, — счастья военного успеха и удачи — осветят чужой флаг, который будет тогда для меня таким же близким и родным, как тот, который теперь уже стал для меня воспоминанием. Вас я соединил с этой мечтой, и я буду думать о Вас и в будущем, поскольку буду жить и работать для нее; она достойна Вас, и я думаю, что Вы не будете в претензии за это. Она очень удалилась от меня, и я чувствую, что с нею и Вы стали так же далеки от меня, как года два тому назад, когда я не знал еще хорошо, как взяться за ее осуществление… Увидеть Вас перед уходом — вот о чем я думаю эти дни, думаю с большим страхом, что это невозможно, не смея ни просить, ни надеяться. Возможно, что увидеть Вас мне не удастся, может быть, это будет и лучше, ибо пережить второй раз отчаяние…
Делаем детский спектакль. У нас есть конкуренты. Катя говорит: у них будет оркестр кронштадтского горизонта (гарнизона). Коля в восторге. О, с каким пылом я писал эту пьесёнку, и какая вышла дрянь.
С фронта идут вести о продолжении нашего наступления, а с тыла — о вспышках исступления социалистов-большевиков. В Петрограде пулеметный полк постановил не отправляться в действующую армию; а если, мол, нас будут к этому принуждать репрессиями или угрозой раскассирования, то мы не остановимся перед арестом Совета рабочих и Временного правительства.
В Кронштадте и того хуже: там никого и ничего не признают, а бедные флотские офицеры все еще томятся в тюрьмах. Читать далее
Иванов день. Ярмарка. Народу много. Погода жаркая. Сухо. Земля как камень. Ужасная дороговизнь на все и недостатки всякого товара. Так, поросята — от 15 и до 20 руб. И все берут. Косы — 6 руб. 75 коп., раньше были 58 коп. Ситцев нет. В лавках пусто. Табаку дали в потребилкеМагазин потребительского общества, кооперативная лавка. четверку — 60 коп. Хлеба продажи вольным нет, одним солдатам. Черной — 12 коп. фунт, белой, какой белой — полубелой — 15 коп. Грабли — 60 коп. штука. Сельди крупные — 20 коп. штука, фунт мелких — 60 коп. Читать далее
В трескучем вагоне трамвая (второй, прицепной) солдат (молодой, во цвете лет, так, около 30-ти, русский) жаловался на «новые порядки», которые будто хуже порядков «Николая КровавогоРоссийский император». Под конец он сказал: «Я против “наступления”. Я уж лучше в Германию уеду, там заработаю больше…» Поднялся шум. Я схватился за голову и выбежал. На ходу соскочил. Точно по лицу меня ударили.
После неудачи утечка солдат стала все возрастать и к наступлению темноты достигла огромных размеров. Солдаты, усталые, изнервничавшиеся, не привыкшие к боям и грохоту орудий после стольких месяцев затишья, бездеятельности, братания и митингов, толпами покидали окопы, бросая пулеметы, оружие, и уходили в тыл… Трусость и недисциплинированность некоторых частей дошла до того, что начальствующие лица вынуждены были просить нашу артиллерию не стрелять, так как стрельба своих орудий вызывала панику среди солдат. Читать далее
Хе-хе-хо, что ж я скажу тебе, мой друг, когда на языке моем все слова пропали, как теперешние рубли. Были и не были. Вблизи мы всегда что-нибудь, но уж обязательно сыщем нехорошее, а вдали все одинаково походит на прошедшее, а что прошло, то будет мило, еще сто лет назад сказал Пушкин. Читать далее
На Офицерской заметил лавки со следующими афишами: «Масла нет, сыра нет». Сегодня утром семья, имея телятину, не смогла ее зажарить из-за отсутствия жира. Читать далее
Русские наступают огромными массами. Все отбито. Мои приготовления к «неожиданности» планомерно продолжаются.
Элиу РутЭлиу Рут — 38-й государственный секретарь США, лауреат Нобелевской премии мира за 1912 год., глава Американской миссии, направленной в Россию, пожертвовал 5 тысяч рублей (2,5 тысячи долларов) солдатам Москвы. Мэр города выразил ему официальную благодарность.
О дне рождения Максима я, конечно, забыл, и мое поздравление запоздало. Все-таки я напишу ему, поздравлю с двадцатилетием и посоветую не сердиться на людей — я слышал, что его раздражают те, которые говорят, что его отец — германский шпион, провокатор и т.п. Надо жить, «хвалу и клевету приемля равнодушно».
Едва ли я увижу тебя летом, мамаша, — ты согласишься с тем, что неудобно уезжать из Петрограда в те дни, когда обалдевшие «патриоты» так заняты мною. Еще скажут — ага, убежал!
Мы вышли с территории Коломенского института и строем направились в Казанский собор, чтобы оттуда держать путь на вокзал. Архиепископ обратился к нам с напутственным словом. Он отметил важность события и благословил нас. И опять огромные толпы людей последовали за нами в собор, а оттуда направились провожать на вокзал. Когда мы вышли из собора, группа большевиков преградила нам дорогу. Мои девушки тотчас схватились за винтовки, но я приказала: «Отставить!» — и, вложив саблю в ножны, вышла вперед к большевикам. Читать далее
Разве не дискредетировано теперь слово «большевик» навсегда и бесповоротно? Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, скажет, что он ленинец! Что ж тут? Ленин завладел чужим домомИмеется в виду особняк Матильды Кшесинской, который захватили большевики., карманник — чужим кошельком. Размеры захватов разные — лишь в этом и разница. Ну да ведь большому кораблю большое и плавание.
Ленинцы: большевики, анархисты-коммунисты, громилы, зарегистрированные взломщики — что за сумбур! Что за сатанинский винегрет!