Весь день тревога о заключенных. Сигнал к ней дал X., вернувшийся из Петропавловки. Там плохо, сам «комендант» боится матросов, как способных на все при малейшей тревоге. Надо ухитриться перевести пленников. Куда угодно — только из этой матросско-большевистской цитадели. Обращаться к Бронштейну — единственный вполне бесполезный путь. Помимо противности вступать с ним в сношения — это так же бесцельно, как начать разговор с чужой обезьяной.
О Москве сведения потрясающие. (Сейчас — опять, что утихает, но уже и не верится.) Город в полном мраке, телефон оборван. Внезапно Луначарский, сей «покровитель культуры», зарвал на себе волосы и, задыхаясь, закричал (в газетах), что если только все так, то он «уйдет, уйдет, из большевицкого пр-ва»! Сидит.
Чувство тоски смертельной, гибели России, в развалинах Москвы, сдавлено горло, ломит виски.
Пока будем жить несмотря на то, что и помимо предполагаемого, уже совершившееся бесконечно ужасно.
Дорогой ОльгеСтаршая дочь Николая II минуло 22 года; жаль, что ей, бедной, пришлось провести день своего рождения при нынешней обстановке. В 12 час. у нас был молебен. Погода стала снова мягкая. Пилил дрова. Начал новую интересную книгу «The Elusive PimpernelПопулярный приключенческий роман баронессы Эммы Орци из серии книг об «Алом Первоцвете» (The Scarlet Pimpernel).».
Одним из наибольших наших лишений во время нашего Тобольского заключения было почти полное отсутствие известий. Читать далее
Газет мы также не получали всё это время. Все буржуазные газеты до сих пор не выходят. Утром узнали, что какие-то войска движутся из Луги, но чьи, неизвестно, — предполагают, что это Керенского; были столкновения около Суйды. В Гатчине все пока тихо. В Царском Селе было много краж и насилий. В Петрограде сравнительно спокойно. Читать далее
Навстречу быстрой походкой приближается дежурный по комендатуре:
— Здесь в Гатчине остались великие князья. Как с ними быть? Около их дома выставлен караул, чтобы никто самовольно туда не заходил.
— Кто из князей?
— Точно не знаю, но, кажется, Кирилл ВладимировичВнук императора Александра II, третий в очереди на российский престол и его жена.
— Едем к ним, чтобы под охраной отправить в Смольный.
У входа небольшого домика стоят часовые. Это они, вооруженные рабочие, охраняют бывших князей и не думают им мстить. Часовые, проверив пропуск, впускают в дом. Входим в гостиную. Навстречу нам из-за портьеры выходит высокий, худощавый, несколько сгорбленный мужчина; на лице — волнение; его жена, с красивыми, умными глазами, внимательно рассматривает вошедших.
Читать далее
Мы докатились до предела,
Голгофы тень побеждена:
Безумье миром овладело —
О, как смеется сатана!
Под небом горестной России
Рыданьям брошен был ответ,
Что нет всесильного Мессии,
Что Бог — обман, что Бога нет!
И вы не дрогнули, созведья,
Ты не померкла, синева,
Предвидя ужасы возмездья
За эти страшные слова?
Но нет! Святое безраличье
Вы людям кинули одно,
И ваше светлое величье
Невозмутимо и сильно!
Мы благополучно добрались до Петрограда, хоть и не по расписанию. Казалось, там все тихо. Мы поехали домой на Невский. В ту же минуту, как я вошла в дом, поспешила наверх к супругам Лайминг, чтобы узнать, что случилось в наше отсутствие. При моем появлении они оба отступили на шаг, словно увидели привидения. Читать далее
Старушка, очень бедная, кривенькая, сгорбленная, сказала мальчику лет 14-ти (должно быть, сыну):
— …Мне деньги достаются очень горько.
Я оглянулся. Мне стало так больно, физически, до головокруженья. И я подумал: если все теперешнее революционное движение (большевистское) действительно сможет приблизить нас к тому дню, когда такая старушка с такой мучительнейшей фразой («Мне деньги достаются очень горько») не будет возможна, то тогда я «приемлю» все — и ужас гражданской войны, и кровь, и даже «невинные жертвы», и даже разрушение Кремля и Василия Блаженного… Читать далее
Эту ночь мне представилась странная мысль: что, может быть, все мое отношение — все и за всю жизнь — к России — не верно. Я на все лады, во все времена ее рассматривал с гражданской стороны, под гражданским углом. У меня был трагический глаз. А, м. б., ее надо рассматривать с комической стороны. Читать далее
Теперь никто не станет слушать песен.
Предсказанные наступили дни.
Моя последняя, мир больше не чудесен,
Не разрывай мне сердца, не звени.
Еще недавно ласточкой свободной
Свершала ты свой утренний полет,
А ныне станешь нищенкой голодной,
Не достучишься у чужих ворот.
Характерный эпизод произошел в эти первые дни после переворота. Я имею в виду «спасение» чудесного Строгановского дворца у Полицейского моста… К нему я еще с детства питал особый интерес и ему же я посвятил первый монографический номер моих «Художественных сокровищ». И вот ЛуначарскийБольшевик дает мне знать, что матросы — эти герои дня — заявили о своем намерении занять дворец под свой клуб. Читать далее
Кремлевские башни
Утром в пятницу солдаты-большевики бомбометом разбили Троицкие ворота и вошли в Кремль. Орудийным огнем пробиты в нескольких местах стены Спасской и Никольской башен. Верх Беклемишевской башни, находящейся ниже Константино-Еленинской башни, снесен снарядом. Эта башня построена Марком Фрязиным. Особенно обезображены Никольские ворота, где находилась икона св. Николая Угодника, особенно чтимая москвичами. Икона разрушена совершенно. Во время взрыва этой башни французами в 1812 году икона осталась цела. На Спасской башне разбиты часы и пробиты стены. Пострадал женский Вознесенский монастырь, находящийся возле этой башни. Пострадала и Троицкая башня. Стены во многих местах также повреждены снарядами.
У кино «Унион» к фонарному столбу был привязан на древке белый флаг. Около флага под стеной дома шеренгой стояли юнкера в измятых фуражках и серых от известки шинелях. Многие из них дремали, опираясь на винтовки. К юнкерам подошел безоружный человек в кожаной куртке. Позади него остановилось несколько красногвардейцев. Человек в кожаной куртке поднял руку и что-то негромко сказал юнкерам. От юнкеров отделился высокий офицер. Он снял шашку и револьвер, бросил все это к ногам человека в кожаной куртке, отдал ему честь, повернулся и медленно, пошатываясь, пошел в сторону Арбатской площади. Читать далее
Товарищи! Среди нас находятся товарищи-красногвардейцы, солдаты и матросы, которые через несколько часов отбудут в Москву для помощи нашим товарищам и братьям. Военно-революционный комитет еще два дня тому назад хотел послать москвичам помощь, но он встретил препятствия с той стороны, с которой, казалось, можно было ожидать только поддержку. Я говорю о некоторых руководящих кругах, о верхах железнодорожных служащих, которые в этот грозный для революции час заняли «нейтральную» позицию. История никогда не простит им их, в лучшем случае, роковой ошибки. Читать далее