Я заметил, что охотнее всего русский человек разговаривает в поездах и трактирах. Поэтому я начал с пригородных поездов — махорочных и шумных. Я убедился, что столичная Москва окружена такой замшелой Русью, что даже многие старые москвичи не имеют о ней понятия.
В пятидесяти верстах от Москвы начиналась глушь — разбойничьи леса, непроезжие дороги, гнилые посады, облупившиеся древние соборы, лошаденки с присохшим к шерсти навозом, пьяные побоища, кладбища с поваленными крестами, овцы в избах, сопливые дети, суровые монастыри, юродивые на паперти, засыпанные трухой базары с поросячьим визгом и матерной бранью, гниль, нищета, воровство.
И по всему этому подмосковному простору, где ветер свистел в голых сучьях берез, был слышен подспудный, скрипучий женский плач. Плакали солдатки — матери и жены, сестры и невесты. Плакали безропотно, беспросветно. Как будто ниоткуда нельзя было ждать радости.
Вещими казались слова Блока: «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться? Царь, да Сибирь, да Ермак, да тюрьма». Я слушал разговоры — пьяные и трезвые, робкие и отчаянные, полные и покорности, и злобы,— всякие разговоры. Было в них только одно общее — надежда на «замирение», на то, что вернутся с войны солдаты и произведут то «облегчение жизни», без которого ничего не оставалось делать, как только помирать голодной смертью.
До обеда занимался занимался музыкой. За чаем много смеялись.
Когда душа становится полноводной,
Она вся трепещет, чуть ее тронь.
И жизнь мне кажется светлой и свободной,
Когда я чувствую в своей ладони Вашу ладонь.
Идут какие-то нелепые дела: закладываю имение, покупаю мельницу и кручусь, кручусь без конца. Всего нелепее, что вся эта чепуха называется словом «жить». А на самом деле жизнь идет совсем в другой плоскости и не знает, и не нуждается во всей суете. В ней все тихо и торжественно. Как с каждым днем перестаешь жалеть. Уже ничего, ничего не жаль; даже не даль того, что не исполнилось, обмануло. Важен только попутный ветер; и его много.
Завели огромный лист во всю стену (рулон), и каждый мог написать на нем всё, что в голову придет. ВолодяПоэт-футурист про Кушнера: «Бегемот в реку шнырял, обалдев от Кушныря», обо мне по поводу шубы, которую я собиралась заказать: «Я настаиваю, чтобы горностаевую», про только что купленный фотоаппарат: «Мама рада, папа рад, что купили аппарат». Я почему-то рисовала тогда на всех коробках и бумажках фантастических зверей с выменем. Один из них был увековечен на листе с надписью: «Что в вымени тебе моем?» БурлюкПоэт, художник рисовал небоскребы и трехгрудых женщин, КаменскийПоэт-футурист вырезал и наклеивал птиц из разноцветной бумаги, ШкловскийЛитературовед, теоретик футуризма писал афоризмы: «Раздражение на человечество накапкапливается по капле≠.
Утром до прогулки ко мне пришел ВоейковДворцовый комендант, генерал-майор свиты Николая II. До часа принял Трепова, БаркаМинистр финансов и Шаховского. Гуляли рядом с шарабанчиком Шарабан — тип открытой повозки. АликсРоссийский император. В 4 принял Покровского, назначенного министром иностранных дел, а после чая сенатора по Человеколюбивому ОбществуИмператорское Человеколюбивое общество — крупнейшая благотворительная организация, существовавшая в XIX — начале XX веков в Российской империи.. Читал. Вечер провели у АниЛучшая подруга императрицы в беседе с ГригориемДруг императорской семьи.
Убедилась лишний раз, каким пустым вымыслом был пресловутый разговор о желании сепаратного мира, о котором клеветники распространяли молву, указывая, что это желание — то ГосударяРоссийский император, то РаспутинаДруг императорской семьи, Штюрмера или других. Государь приехал озабоченный и, сев, сказал: «Ну, Григорий, помолись хорошенько; мне кажется, что сама природа идет против нас сейчас». Читать далее
15 декабря 1916 года ее величество писала принцессе БаттенбергскойПринцесса Алиса Баттенберг — мать принца Филиппа и свекровь английской королевы Елизаветы II.: То, что рассказывают о мурманской железной дороге, сплошь неправда. Мы только что встречались с людьми, которых посылали туда для расследования. Немецкие военнопленные не хотят есть капусту и потому чаще наших болеют цингой. Они получают за свою работу на железной дороге 60 рублей в месяц. На 40 рублей они питаются — к тому же у них есть жилье (хижины и бараки) и постель. Летом они обычно спят на улице.
Дочитала «Обыкновенную историю» Гончарова.
С РаспутинымДруг императорской семьи меня столкнуло мое служебное положение. Познакомился я с ним в 1915 г., когда он был в расцвете своего влияния. Он на меня произвел скорее приятное впечатление: вид суровый, серьезный, движения порывистые, голос мягкий, приятный, речь простая крестьянская, но умная; неприятно было одно — когда говорил, никогда собеседнику в глаза не смотрел; глубоко сидящие в орбитах серые глаза его бегали по сторонам. Это был человек сильной воли, способный подчинять себе волю других, но мне он казался заурядным неглупым мужиком. Образования Распутин с детства не получил никакого, а те первоначальные понятия в грамоте, догматике и церковном укладе, которыми любил щегольнуть, приобретались им во время его долгих скитаний по белу свету. Читать далее
В стокгольмских газетах напечатано официальное выступление Германии с предложением мира. Перепечатано во всех русских газетах. Резкий поворот в настроении консервативных слоев общества. Государственный совет огромным большинством вынес резолюцию в смысле думского блока и даже — к той же резолюции присоединился дворянский съезд… Нечего и говорить о земствах, съездах, кооперациях, общественных учреждениях. Вся страна концентрируется вокруг оппозиции. Правительство изолировано. Сознание страны скристаллизовалось. Речь идет не об одном правительстве. Непопулярность царя поразительна.
Мне сообщили, что Государственная дума ждет разъяснения министра иностранных дел по вопросу о предложенном германским правительством мире. Речь моя была составлена Лысаковским настолько основательно, что не потребовала никаких исправлений. Я поехал вечером к Трепову, который включил в нее несколько сильных выражений. «Это должно им понравиться», — говорил он. Читать далее