Часы показывали три часа утра. Полковник дал сигнал к атаке. Но солдаты справа от меня и слева от капитана Петрова не двигались. Они засомневались в правильности принятого решения. Трусы!
— За что мы должны умирать? — спрашивали одни.
— Что толку в этом наступлении? — вторили им другие.
— Может быть, лучше вообще не идти в атаку, — в нерешительности говорили третьи.
Полковник, ротные командиры и некоторые солдаты посмелее пытались убедить полк начать атаку. Между тем светало, начинался день. Время не ждало. Нерешительность отмечалась и в других полках корпуса. Солдаты, почувствовавшие было прилив мужества под влиянием речей Керенского, теперь, когда дело дошло до решительного наступления, растерялись и струсили. Мой батальон застрял в траншее из-за малодушия солдат на обоих наших флангах. Складывалась нетерпимая, недопустимая и нелепая ситуация.
Лучи восходящего солнца осветили несуразнейшую картину: весь армейский корпус обсуждал приказ своего командира о наступлении. Четыре часа утра. Споры все разгорались. Солнце поднялось еще выше. Утренний туман почти рассеялся. Артиллерийский огонь ослабевал. А обсуждение не стихало. Пять утра. Германцы пришли в замешательство и никак не могли понять, будут русские наступать или нет. И весь тот боевой дух, который накопился в батальоне за прошедшую ночь, улетучивался, уступая место физической усталости. А солдаты продолжали спорить, начинать ли атаку!
Была дорога каждая секунда. «Если бы только они отважились наступать, — думала я, — даже сейчас еще не поздно». Но минуты превращались в часы, а решение так и не принималось. Дискуссия продолжалась и в шесть, и в семь часов. День был потерян. И пожалуй, потеряно все. Кровь кипела от негодования при виде абсурдности и глупости происходящего. Подлые трусы и предатели! Они только делали вид, что заинтересованы в наступлении, считая благоразумным не спорить по существу, как будто неделями раньше не обсуждали этот вопрос до хрипоты. Они оказались настоящими трусами, скрывавшими свой страх в потоках пустой болтовни.
Артиллерии было приказано продолжать обстрел. И весь день пушки палили, а солдаты вели свои споры. Было стыдно и унизительно: ведь эти же самые солдаты клялись воинской честью, что пойдут в атаку! А теперь страх за собственную шкуру охватил их сердца и души. Полдень застал солдат в самом разгаре словопрений. В ближнем тылу шли митинги, произносились речи. И более глупых, более пустых доводов нельзя было придумать. В утеху себе они все повторяли и повторяли, запинаясь, одни и те же избитые туманные фразы, лживость которых уже давно стала очевидной. И в общем-то, теряли время, впадая из-за своего малодушия во все большие сомнения и нерешительность.
День клонился к вечеру. Но солдаты так и не пришли к какому-то окончательному решению.
Собралась неожиданно гроза. Мы не успели дометать всего. Немного замочило. Две копны пришлось сметать наверх мокрова. И загородил стожье. Пришел домой не рано. Дома был град. Овсы повредило. В России дела обстоят не совсем хорошо. Появилась скверная партия большевиков, которая стремится все нарушить и ничего не признает. Даже у министра Церетели взяли отобрали автомобиль.
Несметная, невесть откуда налетевшая человечья саранча вычернила берега Фонтанки, облепила рыбный садок, баржи с дровами, пристаньки, гранитные сходни и даже лодки ладожских гончаров.
Мрачные своды одиночки в «Крестах» изолировали меня от окружающей обстановки и жизни. Дверь одиночки с маленьким волчком открывалась трижды в течение дня: утром, в обед и вечером, когда приходилось выносить «парашу» да когда подавали «купоросно-щелочные» щи с вонючей капустой и протухшими крохами мяса. Эта бурда скорее напоминала остатки помоев, чем что-либо похожее на пищу. В серо-мутной жидкости можно было найти все что угодно: человеческие волосы, куски тряпок, щепки и прочую прелесть. Керенскийпремьер-министр, загнавший своих политических врагов в казематы «Крестов», далек был от мысли кормить их хотя бы так же, как это было во времена царизма.
В Петрограде стихло пока, на Юго-Западном фронте неудачи продолжаются.
Приступаю к расформированию 1-го пулеметного полка. Посылаю за командиром и вручаю ему приказ о расформировании. Он, кажется, не особенно опечален. Требую, чтобы полк явился без оружия на Дворцовую площадь, а чтобы все пулеметы и ручное оружие было доставлено на двуколках и сложено во дворе Зимнего дворца. Оказывается, доблестные защитники революции за время беспорядков потеряли что-то около 30-ти пулеметов, со времени же большевистского поражения по ночам трепещут, ожидая ежечасно внезапного нападения с моей стороны, и выставляют ко всем воротам сильные караулы с пулеметами, а весьма многие разбежались. Объяснив, что мы начинаем новую жизнь, я, обходя фронт, с улыбкой придираюсь то к расстегнутой пуговице, то к плохо пригнанному поясу. У солдат физиономии веселые, настроение великолепное. Очевидно, главные зачинщики скрылись. Предвидя, что дело займет несколько часов, совершаю маленькую прогулку верхом по городу, во время которой замечаю удивительный случай: два солдата стали мне во фронт. Рагозин предлагает их арестовать, как контрреволюционеров.
Зашел к Терещенко, последний заверил меня, что правительство теперь является в полной мере господином положения и будет действовать независимо от Совета. Подведя меня к окну, он указал мне на разоруженных солдат пулеметного полка, собранных в сквере у Зимнего дворца, и сказал, что они вскоре будут посланы на работу на Мурманскую дорогу.
По возращении из служебной командировки я ознакомился с газетными сообщениями по поводу разгрома в мое отсутствие моей квартиры «полуботковцами». В интересах истины я считаю необходимым сообщить, что в репортерских заметках по этому поводу, появившихся в местной печати, многое преувеличено. Так, должен отметить, что хотя «полуботковцы» обыскали пустой детский гробик, ища в нем разобранный пулемет, но над трупиком никакого кощунства и глумления не было. Многие, входя в комнату, где лежал трупик, обнажали головы и немедленно уходили из помещения. Читать далее
Центральная рада настоящим удостоверяет, что, после того как казаки из Грушек сложат оружие и избавятся в своих рядах от преступных элементов, приказываем им немедленно отправляться на фронт. При этом, Центральная рада признает возможным, чтобы казаки пошли на фронт как полк имени П. Полуботка, однако, не имея права утвердить такой полк, Рада будет хлопотать об утверждении его перед Временным правительством. Читать далее
Эта нравственная чернь — в котелках, в панамах, в модных платьях и шляпках — чувствует себя теперь хозяином улицы.
Почувствовал вдруг страшную ненависть к сидевшей против меня девице. Она была в костюме сестры милосердия, с мельчайшими чертами лица не то чтобы некрасивыми, но какими-то отталкивающими своей щуплостью и «крошечностью». (Во мне всегда вызывают физическое омерзение маленькие руки, маленькие ноги.) Читать далее
Кровавая драма в чайной
В чайной лавке Невстратова, на М. Сухаревской площади, в доме №2, посетитель Федотов, находившийся в нетрезвом состоянии, стал буянить, ломать мебель, бить посуду. Жена Невстратова стала бранить Федотова, тогда тот бросился на нее и стал душить за горло. Муж Невстратовой выхватил револьвер и произвел в Федотова выстрел. Федотов упал, обливаясь кровью, на пол, тяжело раненый в живот. Пострадавшего отправили в больницу.
Я остановил ВойтинскогоСоциал-демократ, экономист, социолог и спросил, как обстоит дело с митингами, театрами, кинематографом и прочими предохранительными мерами для гарнизона и сводного отряда. Организуются ли для них развлечения?
— Что-о? — изумленно и гневно раскрыл на меня глаза Войтинский. — Разве вы не знаете, что случилось? Вы не слыхали о фронте? Разве теперь до развлечений!
Со всеми галантерейными товарами за последнее время наблюдается большое оживление, вызванное тем обстоятельством, что в силу проведенного в жизнь законопроекта о запрещении ввоза в Россию предметов роскоши, товарная наличность в предметах, имеющих отношение к этому законопроекту, с каждым днем сокращается, и покупатель, предвидя в дальнейшем отсутствие таковых товаров на рынке, торопится скупить его остатки. Усиленный наезд покупателя вызван и другим обстоятельством, а именно: галантерейные товары обычно закупались провинцией в Нижегородскую ярмарку — в этом же году, насколько стало известным, московские галантерейные фирмы с товаром в ярмарку не выезжают, и, таким образом, весь спрос сосредоточился ныне на Москве. Читать далее
Наше чахлое третье сословие за десятки лет покровительственной государственной политики так и не смогло хотя бы отчасти стать конкурентоспособным с иностранной промышленностью. Что касается наших левых социалистов-большевиков, то это не социалисты, а карикатура на последних.