Самое жесткое столкновение между патриотами и пацифистами с тех пор, как были разорваны дипотношения с Германией, произошло в Нью-Йорке во время вечера, посвященного празднованию русской революции, который состоялся прошлым вечером в Карнеги-холле. Противостояние началось после выступления мэра Митчела. Он заявил, что мы накануне войны и что мы готовы вступить в нее ради такой же демократии, как та, что освободила Россию. Эти слова вызвали протест среди пацифистов, организовано пришедших на вечер и едва его не сорвавших.
Гул длился около 15 минут, и мэр, весь белый от гнева, подошел к краю сцены и крикнул: «Эта страна на грани войны…», — его встретило громкое хоровое «Нет!». Однако мэр продолжил: «И я говорю вам, сидящим на галерке, что сегодня мы делимся только на два класса — американцы и предатели!».
«Надеюсь, вас поставят в первые ряды!», — выкрикнул лидер пацифистов.
«Вы оказываете мне величайшее почтение», — ответил мэр, и аплодисменты, последовавшие после выдворения некоторых возмутителей спокойствия, позволили главе города получить поддержку большинства в зале.
Мероприятие начиналось благочинно. Со сцены восхваляли столетнюю борьбу русских революционеров и их стремление к изменению России. На стойке оратора стояли кандалы из сибирских тюрем, и теперь они были открыты. Эксперт по России Джорж Кеннан рассказал о том, как Общество друзей русской свободы, финансируемое Джейкобом Шоффом, во время русско-японской войны распространяло среди 50 тысяч российских военнопленных в японских тюрьмах революционные прокламации. «Мы знаем, как насколько сильно армия помогла Думе совершить эту революцию бескровно», — сказал Кеннан.
Галерка была заполнена социалистами. Внизу, в зале, за места нужно было платить, и поэтому собравшиеся там имели вид более благопристойный до тех пор, пока не вступили в схватку с пацифистами.
Мэра Митчела Герберт Парсонс, президент Общества друзей русской свободы, представил как «представителя нации, также боровшейся за свободу». Тут же с галерки послышался глухой шум неодобрения.
«Мы собрались здесь, — начал мэр, — чтобы отпраздновать величайшую победу демократии со времен падения Бастилии». Раздались короткие аплодисменты. «Америка ликует, — продолжил глава города. — Как же еще она может реагировать, когда власть в России передается из рук единиц в руки народа, и в стране, где было меньше всего надежды, демократия одерживает триумф».
«Как великая демократия Америка горда тем, что демократия в России вытеснила величайшую олигархию из тех, кто еще оставались на земле», — говорил мэр.
Затем он сделал шаг назад и произнес: «Но у нас есть и другая причина для гордости. Сейчас неизбежно, что США вступят в войну, и…».
«Нет! Нет!» — раздался хор с галерки.
На секунду все замолчали. А затем публика в зале стала вставать с мест, выкрикивая «Да! Да!» в ответ галерке.
«Соединенные штаты — за мир!», — раздался одиночный голос протеста, и в этот момент все началось заново. Швейцары выпроводили лидеров беспорядков, и когда воцарилось относительное спокойствие, мэр сказал: «Мы, вероятно, вступим в войну, но вступим не по нашей вине, а из-за обстоятельств, которые давят на нас».
«Нет! Нет! Нет!» — галерка продолжала бунтовать. Некоторые обзывали мэра дурными словами, и, в конце-концов, с галерки донеслось: «Выгоните его! Придушите его!».
«И когда Америка вступит в этот конфликт, — повысил голос мэр, — это произойдет для того, чтобы защитить идеи, на которых эта республика была построена, и среди них, прежде всего, будет идея распространения демократии по всему миру. Позвольте же нам порадоваться, поскольку вместо того, чтобы сражаться бок о бок с авторитарной Россией, мы будем сражаться бок о бок с Россией демократической».
Это был тот самый момент, когда галерка настолько разбушевалась, что господин Митчел сказал, что они — либо американцы, либо предатели.
«Либо вы за Америку, либо вы против нее, и неважно, идет ли речь о позиции, выраженной в частной жизни или в парламенте», — заявил мэр.
После этого под одновременные возгласы негодования и восторга глава города покинул холл.
До Могилева я так и не добрался. В пути меня застала революция. Возвращаться в Петербург я побоялся. В Невке меня, как Распутина, не утопили бы, но под горячую руку, да на радостях, расквасить мне физиономию любители нашлись бы. Пришлось сгинуть в кусты: я уехал в Константиново. Переждав там две недели, я рискнул показаться в Петербурге и в Царском Селе. Ничего, обошлось, слава Богу, благополучно…
Дорогая Ольга! Ваш план замужества мне кажется весьма разумным, и я буду стоять (в ЦК) за выдачу Вам 100 frsШвейцарских франков.: 50 frs в зубы адвокату и 50 frs «удобному старичку» за женитьбу на Вас! Ей-ей!! Иметь право въезда и в Германию, и в Россию! Ура! Вы придумали чудесно!
Лучшие приветы.
Ваш Ленин
Можете себе представить, в какое возбуждение меня привели новости из России. Некоторые старые друзья, годами томившиеся в тюрьмах в Москве, Петербурге, Орле и Риге вышли на свободу. Как же это облегчает мое сидение тут! Какая странная смена точки зрения, не находите? Но я искренне радуюсь освобождению каждого из них, даже если мои собственные надежды на освобождение уменьшаются…
По сведениям продовольственной комиссии, во время переворота из помещений участков расхищено огромное количество сахарных карточек, так что за март должно быть продано значительно больше сахара, чем определено на месяц по норме.
Серый день и оттепель. Утром погулял с Валей Долгоруковым три четверти часа. Теперь много времени читать для своего удовольствия, хотя достаточное время тоже сижу наверху у детей. У Марии всё сильный жар продолжается, – 40.6. У АнастасииМладшая дочь Николая II осложнение с ушами, хотя ей вчера сделали прокол правого уха. Днём погулял по всему парку.
Арестованный мандарин старого режима, генерал «от кувакерии» ВоейковДворцовый комендант, генерал-майор свиты Николая II уверяет, что приписываемые ему корреспондентом слова перед отречением НиколаяРоссийский император — «надо открыть Минский фронт, чтобы немцы проучили русскую сволочь» — принадлежат-де не ему, а его венценосному собутыльнику, находившемуся в обычном состоянии сильного опьянения. Как характерно третирование вообще всего русского народа «русской сволочью» со стороны не одних этих двух выродков, а и всей правившей издевательски до недавнего времени Россией разбойничьей камарильи, не только стоявшей непосредственно у «двора» (хуже чем скотного!), а и прочей, как гражданской, так и военной бюрократии! Вечное вам, сукины сыны, проклятие!
Желтая пресса развернула злобную кампанию по дискредитации бывшего царя и его супруги, стремясь возбудить среди рабочих, солдат и обывателей чувства ненависти и мщения. Фантастические и порой совершенно недостойные описания дворцовой жизни стали появляться в различных газетах, даже в тех, которые до последнего дня старого режима являлись «полуофициальным» голосом правительства и извлекали немалую выгоду из своей преданности короне. Либеральная и демократическая пресса в своих критических комментариях по поводу свергнутого монарха избегала духа сенсационности, но и в ней иногда появлялись статьи вполне трезвомыслящих писателей крайне сомнительного свойства.
Господам клеветникам из буржуазных газет:
Лишась последнего стыда,
Старайтесь, господа! Старайтесь, господа!
Вы, дескать, хороши, а мы куда как худы.
Пытайтесь нас разить предательской рукой.
Пусть позавидуют умелости такой
Нас предававшие — еще до вас — Иуды.
Те предавали нас за мелочь, за гроши,
Ведя на нас со всех сторон охоту.
Но вы… вы опытней! Большие барыши
Вас ждут за гнусную работу!
На улицах совершенно спокойно. Солдат немного. Лавки открыты. Снег на улицах не счищают, с крыш не сбрасывают, отчего ходить очень трудно.
Дорогая моя Алинушка!
Ты не сердись на меня, что ни ты, ни Сергей Васильевич, оба вы недостаточно осведомлены о том, что происходит, и не совсем верно себе рисуете картину, к чему мы идем. Революция еще в самом начале. Временное правительство, которое мне симпатично, несомненно, является просто ширмою, фикцией. За ним выступает Совет рабочих депутатов и солдатских депутатов, которые в данное время вполне систематически принялись за революционизирование масс, что им удается очень хорошо. Временное правительство будет сметено, и тогда наступит анархия, вообще, у нас революция идет ходом французской великой революции. Читать далее
У меня был делегат Временного правительства Коцебу, который сообщил мне сведения о моей семье, о которой я долгое время ничего не знала, и также сообщил, что в Степановском украдены мои превосходные коровы. Я написала Силину, чтобы узнать подробности. Печально! Печально!
В 3 ч. ко мне приехал Макаров (помощник комиссара Министерства Двора). Он осматривал дворец, — с ним приехал вновь назначенный в Гатчине комендант ротмистр Свистунов. Затем была дочь ЧарторийскогоСенатор, генерал от артиллерии Александр Чарторийский. В 7 часов вечера 14 марта в квартиру сенатора ворвалась толпа матросов. Произведя обыск, матросы сложили посреди комнаты изъятые у сенатора «дела и документы» и подожгли их. Затем они «начали производить беспорядочную стрельбу», во время которой Чарторийский был легко ранен. Матросы насильно отвели сенатора на перевязку в лазарет, находившийся напротив Литовского замка. Врач попытался отобрать его от матросов, заявив, что «Чарторийский находится в его ведении и что он будет его лечить». Другая толпа пьяных матросов ворвалась в кабинет, и «увидев, что врач перевязывает рану Чарторийскому, заявили, что “нам генералов не надо”». Сенатора «отняли от доктора и сестер милосердия», вытащили на улицу и там убили. Затем голова Чарторийского «была отрезана и отброшена». РГИА. Ф.1341. Оп.548. Д. 103. Л.32. и рассказала о смерти своего отца, который был убит 14 марта пьяными матросами Балтийского экипажа.
Последний крик парижской моды, это юбки «тонно» — боченочки. Она суживается книзу, но отнюдь не замедляет шага. Самая красивая юбка «тонно» получается в складках. Эффектны юбки из материи в широкую клетку, заложенные мелкими или широкими складками. В клетках преобладает сочетание белого с черным, синим и каштановым; беж с коричневым.