Русский народ обвенчался со Свободой. Будем верить, что от этого союза в нашей стране, измученной и физически и духовно, родятся новые сильные люди.
Будем крепко верить, что в русском человеке разгорятся ярким огнем силы его разума и воли, силы, погашенные и подавленные вековым гнетом полицейского строя жизни.
Но нам не следует забывать, что все мы — люди вчерашнего дня и что великое дело возрождения страны в руках людей, воспитанных тяжкими впечатлениями прошлого в духе недоверия друг к другу, неуважения к ближнему и уродливого эгоизма.
Живя среди отравлявших душу безобразий старого режима, среди анархии, рожденной им, видя, как безграничны пределы власти авантюристов, которые правили нами, мы — естественно и неизбежно — заразились всеми пагубными свойствами, всеми навыками и приемами людей, презиравших нас, издевавшихся над нами.
Нам негде и не на чем было развить в себе чувство личной ответственности за несчастия страны, за ее постыдную жизнь, мы отравлены трупным ядом издохшего монархизма.
Старый порядок разрушен физически, но духовно он остается жить и вокруг нас, и в нас самих. Многоглавая гидра невежества, варварства, глупости, пошлости и хамства не убита; она испугана, спряталась, но не потеряла способности пожирать живые души.
Не нужно забывать, что мы живем в дебрях многомиллионной массы обывателя, политически безграмотного, социально невоспитанного. Люди, которые не знают, чего они хотят, — это люди опасные политически и социально. Масса обывателя еще не скоро распределится по своим классовым путям, по линиям ясно сознанных интересов, она не скоро организуется и станет способна к сознательной и творческой социальной борьбе.
Мы переживаем момент в высшей степени сложный, требующий напряжения всех наших сил, упорной работы и величайшей осторожности в решениях. Нам не нужно забывать роковых ошибок 905–6-го годов, — зверская расправа, последовавшая за этими ошибками, обессилила и обезглавила нас на целое десятилетие.
Минул месяц с первого дня революции, только один месяц. Но поистине — если на войне месяц считается за год, то в революции должен он считаться за десять лет, за десятилетия… В марте 1917 год с быстротой, захватывающей дух, перенеслись мы от охранного строя к истокам свободы, от самодержавия к народному самоуправлению, от департамента полиции к Учредительному cобранию. Невероятное — свершилось, немыслимое — сделалось. Дух захватывает от быстроты полета истории, и надо за ней поспеть, ибо непоспевающие — худший тормоз на пути движения.
Мы едем через Германию. Будь что будет, но ясно, что Владимир ИльичЛидер партии большевиков должен как можно скорей очутиться в Петрограде. Когда мы все сели уже в вагон, чтобы двигаться к швейцарской границе, небольшая группа меньшевиков и эсеров устроила Владимиру Ильичу нечто вроде враждебной демонстрации. В последнюю минуту, буквально за пару минут до отхода поезда, тов. Рязанов в большом возбуждении отзывает пишущего эти строки в сторону и говорит: «Владимир Ильич увлекся и забыл об опасностях; вы хладнокровнее. Поймите же, что это безумие. Уговорите Владимира Ильича отказаться от плана ехать через Германию».
В вагонах мы быстро размещаемся под заботливым наблюдением Владимира ИльичаЛидер партии большевиков. Наиболее неугомонного РадекаЖурналист, социал-демократ, который ехал с нами законспирированный, помещаем на время в багажное купе.
Сегодня — очередь не наша!
Все дальше круговая чаша,
За мигом миг, от наших уст,
А наш бокал — уныл и пуст.
Читать далее
Поступил в газету «Новая жизнь» и чувствую себя среди них еще больше белой вороной, чем раньше в «Речи».
Тихо, спокойно. Сегодня хлеба вполне достаточно. Выдавали белый хлеб без задержки.
Вчера на яичной бирже установлены оптовые цены на яйца. Цены эти выражаются в следующем: Киевские в пути без гарантии срока прибытия — 190 руб. за ящик; те же яйца наличный товар — 195 руб. за ящик. Читать далее
Я перечитал несколько раз Ваши письма. Как близки и понятны мне Ваши мысли и переживания, как бесконечно дороги Ваши слова, где Вы говорите обо мне. Что сказать мне о той опасности, которой Вы подвергались, — с какою радостью я принял бы все, что могло бы угрожать или быть опасным для Вас, на себя, на свою долю, но что говорить об этом «благом пожелании», которое годится только для ремонта путей сообщения в преисподней.
Я записалась в члены партии народной свободы (к.-д.), которая одна, из всех несоциалистических партий, открыто боролась с большевизмом.
НиколаюРоссийский император и мне разрешено встречаться только во время еды, но не спать вместе.
Начали говеть, но, для начала, не к радости началось это говение. После обедни прибыл Керенскийпремьер-министр и просил ограничить наши встречи временем еды и с детьми сидеть раздельно; будто бы ему это нужно для того, чтобы держать в спокойствии знаменитый Совет рабочих и солдатских депутатов! Пришлось подчиниться, во избежание какого-нибудь насилия.
Керенскийпремьер-министр производит впечатление искреннего человека, но в целом он переоценивает эффект от контактов между русскими и немецкими социал-демократами и в то же время недооценивает плоды разложения в русской армии. На общий совет, придерживаться здравого смысла, Керенский, обладавший колоссальным тщеславием, отвечал «Оставьте!» под тем предлогом, что он лучше знал своих соотечественников, которых считал сверхлюдьми без характерных для любого человека недостатков.
Керенскийпремьер-министр сперва хотел изолировать ГосударынюРоссийская императрица, жена Николая II, но ему заметили, что было бы бесчеловечно разлучить мать с ее больными детьми; тогда он решил применить эту меру в отношении ГосударяРоссийский император. Подошла ко мне сильно взволнованная Государыня и сказала:
— Поступать так с Государем, сделать ему эту гадость после того, что он принес себя в жертву и отрекся, чтобы избежать гражданской войны, — как это низко, как это мелочно! Государь не пожелал, чтобы кровь хотя бы одного русского была пролита за него. Он всегда был готов от всего отказаться, если бы имел уверенность, что это на благо России.
Совет — хозяин Петрограда.