Вся власть — мне
Я недоумеваю… Совершено величайшее преступление перед народом и революцией, а публика, многоликая, многоголовая, интеллигентная, бездействует и ничем не проявляет своего возмущения и протеста. По-прежнему по Невскому гуляют толпы… Лица — спокойные. Как будто не произошло ничего.
Как будто нет преступления, больше того, говорят, в университетах даже идут лекции… Чувство жгучего стыда заливает мое лицо, лицо рядового гражданина родины. Неужели же мы до того отупели и опустились, что молча можем сносить позорное насилие? Неужели же нужно врывание в ваш дом, чтобы вывести нас из апатии? Неужели же совсем иссякла наша любовь к родине и к свободе, чтобы малодушно повиноваться узурпации преступников, и не тронуть пальцем, чтобы сбросить новую тиранию?
Мне стыдно. Стыдно за то малодушие и трусость, которая овладела многими. Разве может что-либо подобное быть в Англии или Америке, где чувство борьбы за право живо в душе каждого?
Там такое малодушие — невозможно. Там такие преступления заставляют браться за все, вплоть до оружия.
А у нас позорно сдались большевикам…
День туманной, худо и раcсветает. Сегодня переписывают хлеб в деревне из правления. Армии много распущают, и солдаты идут домой все голодныя. Там дают хлеба полтора фунта. И в пути к дому хлеба не купишь ни за какие деньги. В Петрограде было выступление большевиков. Часть Временнаго правительства арестована и находится в крепости, а Керенский с фронта идет на усмирение разных советов и большевиков. Чья возьмет, не известно. Жалко бедной России, вся истерзана, разорена. Кругом смута и анархия. Твердой власти нет. Никто никого не слушает и никто никому не подчиняется.
День определения положения. Подавленная злоба сменяется открытым негодованием. «Авантюра, авантюрист!» Оборотный вид авантюры. А кто ее начал? На себя! «Авантюра!»
Первый день страха, и человек, повторяющий: «Ничего не будет, теперь ничего не будет, потом, а теперь ничего не будет».
Демократические газеты призывают к гражданской войне. Какая сволочь. Сплошная истерика.
В Вашингтоне полагают, что ситуация в России не настолько плоха, как об этом сообщают источники в Петрограде. И в Госдепартаменте, в посольстве России полагают, что большевики не смогут долго контролировать правительство.
В четыре часа я отправился на встречу с генералом Маниковским, назначенным на должность военного министра вместо Верховскоговоенный министр Временного правительства и оказавшимся под арестом вместе с остальными членами Временного правительства. Его освободили из Петропавловской крепости 9-го и поручили возглавить службу тыла, которая в результате бойкота нового правительства со стороны офицеров и чиновников пришла в состояние хаоса. Маниковский согласился взять на себя руководство министерством при условии, что ему предоставят свободу действий и не будут заставлять вмешиваться в политику. Я нашел генерала в его квартире, сидевшим в комнате с щенком и котенком, одного из которых он назвал Большевиком, а второго Меньшевиком. На него никак не подействовал его печальный опыт, и он со смехом поделился со мной, как за то, что два дня он пробыл министром, ему пришлось ровно два дня просидеть в тюрьме.
До нас дошли слухи, что все министры арестованы и пешком препровождены в крепость, где и находятся в заключении. Лишь первый министр избежал этой участи. Говорят, он, Керенскийпремьер-министр, уехал в Псков, назначил сам себя Верховным главнокомандующим и сейчас вместе со своей Красной Армией идет на Петербург и уже взял Гатчину. Какая ужасная смута!
В первый раз за долгое время посидела на солнышке на своем балконе, поскольку погода была прекрасная, 16 градусов тепла. В Ялте атмосфера напряженная, но все настроены против большевиков.
В большевизме сочетаются черты Французской революции и черты ислама времен его расцвета; результатом явилось нечто радикально новое, что можно постичь лишь с помощью упорной и страстной силы воображения.
Революционная демократия видит в русской революции свет с Востока, который должен просветить все народы Запада. Но свет этот, долженствующий покорить весь мир, выражается исключительно в потоке слов, выветрившихся и опошлившихся, вроде «без аннексий и контрибуций», «самоопределение народов» и т. п. Все это самодовольное пустословие уже полгода деморализует и разлагает русский народ и русскую армию. Интернационализм на русской почве есть вывернутый наизнанку германский национализм или национализм инородцев, населяющих Россию.
Большевики образовали правительство с Лениным в качестве первого комиссара и Троцким в качестве комиссара иностранных дел. Оно будет называться «Советом Народных Комиссаров» и будет действовать под непосредственным контролем Центрального исполнительного комитета Всероссийского съезда Советов. Троцкий сегодня после полудня пошел в министерство и пригласил к себе служащих; он выразил надежду, что сможет рассчитывать на их сотрудничество. Все они ответили отказом, а некоторые из служащих женщин заявили ему даже, что он немец. Он спросил у Татищева, начальника канцелярии Терещенко, посетят ли его послы или он первый должен сделать им визит. Когда ему сказали, что обыкновенно новый министр уведомляет послов письменно о своем вступлении в должность, он сказал, что такой обычай был очень хорош при старом режиме, но едва ли удобен при настоящих условиях. Одна из газет сообщила, что он зашел ко мне, но не проник дальше передней. И я, хотя и незаслуженно, получил после обеда букет цветов от каких-то «молодых русских» с надписью на карточке: «Браво! благодарим вас!». Примеру, поданному канцелярией Министерства иностранных дел, последовало большинство других министерств, и правительственный механизм таким образом был парализован. Читать далее
Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу улицы пустынны. После долгих усилий наконец дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, солдат. У Смольного дежурят броневики, самокатчики, красногвардейцы, солдаты. У входа в Смольный часовые требуют пропуск. После долгих переговоров удается проникнуть в Смольный. По лестницам огромнейшего здания взад и вперед снует масса народа, идущих группами, о чем-то громко разговаривающих, спорящих, жестикулирующих. С трудом разыскиваю комнату, где помещается товарищ Подвойский. Захожу к нему. Читать далее
Центральный Комитет партии большевиков ютится в боковой комнатушке с простым столом посередине, газетами на окнах, на полу и несколькими стульями. Не помню уже, зачем я пришла, но Владимир ИльичЛидер партии большевиков не дал мне даже поставить вопроса. Увидав меня, он сразу решил, что я должна делать что-то более нужное, чем то, что собиралась делать я сама.
— Поезжайте сейчас занимать Министерство государственного призрения. Это надо сделать теперь же. Читать далее
Работа Ильича шла в обстановке тогдашнего Смольного, всегда переполненного народом. Все тянулись к Смольному. Смольный охраняли солдаты Пулеметного полка. Этот Пулеметный полк стоял перед Октябрем на Выборгской стороне и находился целиком под влиянием выборгских рабочих, в Октябре они боролись за советскую власть и затем взяли на себя охрану Смольного. Охраняли они и Ильича. Хотя, по правде сказать, охрана эта была довольно первобытная. Один из пулеметчиков, Желтышев, был приставлен к Ильичу, чтобы обслуживать его. Он носил Ильичу обед. Удивлялся всему. Был он из Уфимской губернии, никогда не видал даже спиртовки и к Ильичу относился с особой заботой.
Воин морщинистолобый
С глазом сига с Чудского озера,
С хмурою гривою пращура,
Как спокойно ты вышел на битву!
Как много заплат на одеждах!
Как много керенских в грубых
Заплатах твоего тулупа дышит и ползает!
Радости боя полны, лезут на воздух
Охотничьи псы, преломленные сразу
В пяти измерениях.