Серый день и оттепель. Утром погулял с Валей Долгоруковым три четверти часа. Теперь много времени читать для своего удовольствия, хотя достаточное время тоже сижу наверху у детей. У Марии всё сильный жар продолжается, – 40.6. У Анастасии осложнение с ушами, хотя ей вчера сделали прокол правого уха. Днём погулял по всему парку.
До Могилева я так и не добрался. В пути меня застала революция. Возвращаться в Петербург я побоялся. В Невке меня, как Распутина, не утопили бы, но под горячую руку, да на радостях, расквасить мне физиономию любители нашлись бы. Пришлось сгинуть в кусты: я уехал в Константиново. Переждав там две недели, я рискнул показаться в Петербурге и в Царском Селе. Ничего, обошлось, слава Богу, благополучно…
Дорогая Ольга! Ваш план замужества мне кажется весьма разумным, и я буду стоять (в ЦК) за выдачу Вам 100 frsШвейцарских франков.: 50 frs в зубы адвокату и 50 frs «удобному старичку» за женитьбу на Вас! Ей-ей!! Иметь право въезда и в Германию, и в Россию! Ура! Вы придумали чудесно!
Лучшие приветы.
Ваш Ленин
Можете себе представить, в какое возбуждение меня привели новости из России. Некоторые старые друзья, годами томившиеся в тюрьмах в Москве, Петербурге, Орле и Риге вышли на свободу. Как же это облегчает мое сидение тут! Какая странная смена точки зрения, не находите? Но я искренне радуюсь освобождению каждого из них, даже если мои собственные надежды на освобождение уменьшаются…
По сведениям продовольственной комиссии, во время переворота из помещений участков расхищено огромное количество сахарных карточек, так что за март должно быть продано значительно больше сахара, чем определено на месяц по норме.
Арестованный мандарин старого режима, генерал «от кувакерии» ВоейковДворцовый комендант, генерал-майор свиты Николая II уверяет, что приписываемые ему корреспондентом слова перед отречением НиколаяРоссийский император — «надо открыть Минский фронт, чтобы немцы проучили русскую сволочь» — принадлежат-де не ему, а его венценосному собутыльнику, находившемуся в обычном состоянии сильного опьянения. Как характерно третирование вообще всего русского народа «русской сволочью» со стороны не одних этих двух выродков, а и всей правившей издевательски до недавнего времени Россией разбойничьей камарильи, не только стоявшей непосредственно у «двора» (хуже чем скотного!), а и прочей, как гражданской, так и военной бюрократии! Вечное вам, сукины сыны, проклятие!
Желтая пресса развернула злобную кампанию по дискредитации бывшего царя и его супруги, стремясь возбудить среди рабочих, солдат и обывателей чувства ненависти и мщения. Фантастические и порой совершенно недостойные описания дворцовой жизни стали появляться в различных газетах, даже в тех, которые до последнего дня старого режима являлись «полуофициальным» голосом правительства и извлекали немалую выгоду из своей преданности короне. Либеральная и демократическая пресса в своих критических комментариях по поводу свергнутого монарха избегала духа сенсационности, но и в ней иногда появлялись статьи вполне трезвомыслящих писателей крайне сомнительного свойства.
Господам клеветникам из буржуазных газет:
Лишась последнего стыда,
Старайтесь, господа! Старайтесь, господа!
Вы, дескать, хороши, а мы куда как худы.
Пытайтесь нас разить предательской рукой.
Пусть позавидуют умелости такой
Нас предававшие — еще до вас — Иуды.
Те предавали нас за мелочь, за гроши,
Ведя на нас со всех сторон охоту.
Но вы… вы опытней! Большие барыши
Вас ждут за гнусную работу!
На улицах совершенно спокойно. Солдат немного. Лавки открыты. Снег на улицах не счищают, с крыш не сбрасывают, отчего ходить очень трудно.
Дорогая моя Алинушка!
Ты не сердись на меня, что ни ты, ни Сергей Васильевич, оба вы недостаточно осведомлены о том, что происходит, и не совсем верно себе рисуете картину, к чему мы идем. Революция еще в самом начале. Временное правительство, которое мне симпатично, несомненно, является просто ширмою, фикцией. За ним выступает Совет рабочих депутатов и солдатских депутатов, которые в данное время вполне систематически принялись за революционизирование масс, что им удается очень хорошо. Временное правительство будет сметено, и тогда наступит анархия, вообще, у нас революция идет ходом французской великой революции. Читать далее
У меня был делегат Временного правительства Коцебу, который сообщил мне сведения о моей семье, о которой я долгое время ничего не знала, и также сообщил, что в Степановском украдены мои превосходные коровы. Я написала Силину, чтобы узнать подробности. Печально! Печально!
В 3 ч. ко мне приехал Макаров (помощник комиссара Министерства Двора). Он осматривал дворец, — с ним приехал вновь назначенный в Гатчине комендант ротмистр Свистунов. Затем была дочь ЧарторийскогоСенатор, генерал от артиллерии Александр Чарторийский. В 7 часов вечера 14 марта в квартиру сенатора ворвалась толпа матросов. Произведя обыск, матросы сложили посреди комнаты изъятые у сенатора «дела и документы» и подожгли их. Затем они «начали производить беспорядочную стрельбу», во время которой Чарторийский был легко ранен. Матросы насильно отвели сенатора на перевязку в лазарет, находившийся напротив Литовского замка. Врач попытался отобрать его от матросов, заявив, что «Чарторийский находится в его ведении и что он будет его лечить». Другая толпа пьяных матросов ворвалась в кабинет, и «увидев, что врач перевязывает рану Чарторийскому, заявили, что “нам генералов не надо”». Сенатора «отняли от доктора и сестер милосердия», вытащили на улицу и там убили. Затем голова Чарторийского «была отрезана и отброшена». РГИА. Ф.1341. Оп.548. Д. 103. Л.32. и рассказала о смерти своего отца, который был убит 14 марта пьяными матросами Балтийского экипажа.
Последний крик парижской моды, это юбки «тонно» — боченочки. Она суживается книзу, но отнюдь не замедляет шага. Самая красивая юбка «тонно» получается в складках. Эффектны юбки из материи в широкую клетку, заложенные мелкими или широкими складками. В клетках преобладает сочетание белого с черным, синим и каштановым; беж с коричневым.
В столовой Контрольной палаты за завтраком я встречаю иногда одного уродливого узкогрудого чиновника, почти карлика, и меня всякий раз охватывает чувство омерзения, от которого я не могу избавиться. Мне и стыдно, и больно.