Генералы приехали в Москву не по делуПетроградская конференция — многосторонние международные переговоры союзников по Антанте в начале 1917 года в Петрограде., а чтобы расслабиться. Они были сыты по горло официальными мероприятиями. В любом случае, их не интересовали политические взгляды недовольных москвичей или, если на то пошло, безбородого сотрудника консульства. Как я мог их развлечь? Устроить для них небольшой ужин с танцами? И поскольку их пятнадцать, нужно ли приглашать мужей? Этой темой меня озадачил по прибытии Генри Уилсон, и стараясь угодить великому военачальнику, я помчался исполнять его приказания.Я обратился за содействием к жене. Она обзвонила русских дам, которые во время войны очень помогали нам развлекать различные английские делегации, посещавшие Москву. С большим рвением принялись они за это дело, и еще днем мы сумели организовать чудесный вечер. Нужно ли упоминать о том, что приглашения получили лишь хорошенькие и молодые дамы, а их мужья не были ни во что посвящены? О, излишне усердная юность!
Празднество состоялось в отдельном кабинете ресторана «Эрмитаж». Кухня и вина были лучшими из того, что могла предложить Москва. Играл оркестр Корша, и в честь английских гостей Корш исполнил «Люби меня, и мир будет моим» даже душевнее, чем обычно. Вечер удался на славу. Он носил дружеский характер. Все было благопристойно. Разве могло быть по-другому в присутствии таких столпов респектабельности, как генерал Клайв, лорд Дунканнон и сэр Генри Уилсон? И все же в это невинное стадо затесалась одна паршивая овца. Лорд Брук попросил разрешения привести на ужин знакомую. Мои московские друзья ее не знали. Она была аристократкой. Она была разведена. И, что хуже всего, она была из Санкт-Петербурга.
Я должен сказать, что как она, так и лорд Брук вели себя даже благопристойнее, чем самый благопристойный из участников этого благопристойного собрания. Но ущерб уже был нанесен. На следующий день с раннего утра мой телефон беспрестанно трезвонил, разгневанные мужья требовали, чтобы я извинился за свое поведение. Последний удар был мне нанесен моим самым богатым и самым влиятельным другом, приехавшим в генеральное консульство и попросившим о встрече со мной. Его провели в мой кабинет. Он подошел к столу и щелкнул каблуками. У него был стальной взгляд.
«Роман Романович, — сказал он, — вы были моим другом. Я считаю своим долгом сообщить вам, что вы, пригласив вечером мою жену без меня, поступили не как джентльмен. До свидания».
Возмущенный, он выскочил из комнаты.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Читать далее
Над цветаевским циклом петербургские поэты «ахнули» — над прелестью, над неожиданностью её Москвы. Книжка журнала, только что появившаяся, ходила по рукам, и я до сих пор вижу Анну АхматовуПоэтесса-акмеистка, с несколько удивленным одобрением читающую вполголоса: «Зори ранние на Ваганькове».
Был ужин. Метнер устал и не приехал, но была Кошиц. Я её очень ценю как певицу, да и как женщину, пожалуй, она мне нравится (недаром она увлекла РахманиноваКомпозитор, пианист, дирижёр), но она так трещала осенью про то, какая она замечательная, что я до сих пор стал к ней в оппозиции и демонстративно не обращал на неё внимания. Это её, по-видимому, задело и она решила в этот вечер за меня приняться, и действительно принялась. Читать далее
Неужели ничего нового в Петрограде в искусстве нет? Где поживает Филонов? Перевод (75 р.) получил — спасибо за Ваши хлопоты.
Я много работаю.
Привет всем.
Спектакль состоялся по случаю прощального бенефиса Любы ЕгоровойЛюбовь Егорова — знаменитая балерина и педагог., которая покидала сцену после двадцатилетней службы. Я танцевала в последнем акте свою любимую «Русскую». За кулисами стоял Фокин. Когда я кончила, он подошел ко мне и сказал, что такого исполнения «Русской» не помнит. Похвала ФокинаТанцовщик, хореограф для меня очень и очень ценна.
Проснулся с хрипотой. После Григоровича принял ген. Меллер-ЗакомельскогоАлександр Меллер-Закомельский — барон, русский военный и государственный деятель, член Государственного Совета, генерал от инфантерии.. Погулял с Татьяной. Погода стояла приятная. Сидел у Алексея до чая. В 6 ч. принял Щегловитова, а затем ПротопоповаМинистр внутренних дел, националист-консерватор. После вечерних бумаг делали puzzle.
Лежала 20 м. на балконе. Наши сестры милосердия вернулись из Германии и Австрии.
АлексеюНаследник российского престола впрыснули ½ шприца морфия и он с 6 часов спит.
Чудный зимний день. Было бы очень интересно завязать сношения с носителем тех идей, которые могут повлиять на события, но боюсь сплетен.
Снова идиотский банкет. Бодрящие речи. Воздыхания о Царьграде. Кровавая пошлятина! У нас из кухни проник слух, что на днях здесь готовится забастовка. И такая странная версия: «Всех квартирантов будут выгонять на улицу»! Несомненно, до карикатуры отголосок каких-либо митинговых речей... Вероятно, «товарищи» (или, как их называет барон Рауш, «со-ции», и при этом дьяволически ржет) зашевелились не на шутку. Все же ничего толкового и решительного сейчас не предвидится. «Гидру» раздавит без труда рутина полицейской техники. Вот разве что и полиция в полном развале? Об этом поговаривают. Тогда берегись, наш брат буржуй...
В этот решающий момент, когда речь идёт о будущей реорганизации мира, турецкий народ как никогда нуждается в свободном голосе, который их защитит. Дипломаты хотят изгнания турок, «чуждых европейской цивилизации», и гарантии будущего мира; они хотят отдать Константинополь России. Сердце разрывается при виде того, как эти люди распоряжаются народами и их ресурсами, как хотят отдать Константинополь, турецкий город, русским, у которых нет на него никаких законных прав, только в обмен на те услуги, которые они оказали союзникам!
Русская армия в Восточной Анатолии.
Только там, где твердь светла,
Черно-желтый лоскут злится,
Словно в воздухе струится
Желчь двуглавого орла.