Мне показалось, что Петроград населен одними красногвардейцами. Нельзя было сделать и шагу, чтобы не столкнуться с ними. Они охраняли вокзал и проверяли все прибывавшие и отправлявшиеся поезда. Комитетчики расстались со мной на платформе, так как должны были немедленно возвратиться на фронт.
Я только вышла из здания вокзала и хотела нанять извозчика, как красногвардейский комиссар, сопровождаемый рядовым с шашкой наголо, остановил меня и вежливо осведомился:
— Мадам Бочкарева?
— Да.
— Пожалуйста, пройдите со мной! — предложил он.
— Куда это? — спросила я.
— В Смольный институт…
— А зачем?
— А затем, что у меня приказ задерживать всех офицеров, возвращающихся с фронта, — ответил он.
— Но я только еду домой! — попыталась я возразить.
— Да, я понимаю. Но как офицер вы тоже должны понять, что я обязан подчиняться приказам. Вас, вероятно, сразу отпустят.
Он взял извозчика, и мы поехали в Смольный институт, где находилось большевистское правительство. Смольный напоминал осажденную крепость. Повсюду стояли вооруженные часовые. Сопровождавшие красногвардейцы доставили меня в комнату, где за каждым столом сидели вооруженные люди, и подвели к какому-то матросу. Он был очень груб и бесцеремонен.
— Куда направляетесь? — отрывисто гаркнул он.
— Еду домой в деревню недалеко от Томска, — ответила я.
– Тогда почему вооружены? – ухмыльнулся он.
— Потому что я офицер и мне положено, — объяснила я.
Матрос вскипел.
— Офицер, да? Больше офицером не будете. Сдайте револьвер и саблю! — приказал он.
Это было то самое оружие, которое мне вручили при освящении знамени батальона. Я слишком дорожила им, чтобы отдавать вот так, какому-то проходимцу матросу, и отказалась выполнить его требование. Матрос разбушевался. Сопротивляться было бесполезно, так как в комнате толпилось много красногвардейцев. Но я все же заявила, что если он хочет, то может забрать у меня оружие силой, однако я добровольно никогда его не сдам.
Он грубо сорвал с меня кобуру с револьвером и саблю и объявил, что я арестована. В институте был темный подвал, который теперь использовался для содержания арестованных. Меня отвели туда и заперли. Очень хотелось есть, но сколько я ни кричала, никого не дозвалась.
Сегодня день смерти Льва Николаевича, прошло семь лет, а я все еще жива! Ходила на могилу. Посетителей было только четыре человека: два интеллигентных крестьянина из дальнего уезда и два тульских человека.
В этот осенний день ушел от нас навсегда «великий писатель земли Русской» — Лев Николаевич Толстой… 7-й год его нет с нами.
И его отсутствие так ясно ощутимо. С нами нет «великой совести» человечества. Сейчас для нас это особенно печально. Наша многострадальная родина еще не видала таких ужасных дней. Кровавой рукой теперешние события вписывают позорную страницу за страницей в книгу мировой истории. Все святое — человеческое поругано. Реками льется людская кровь уже 3 года. Забыли мы все, что когда-то были мирно-спокойные дни.
Как изменился Петербург по сравнению с 1910-1912 гг. … Грустно, грустно…
Много гибели и красивого.
Мне неудобно покинуть Петроград, так как мое присутствие здесь успокаивает колонию, и мне лучше остаться и ждать событий. Мои союзные коллеги, с которыми я обсуждал вопрос о позиции, на которую мы должны стать по отношению к вновь образовавшемуся правительству, все соглашаются с тем, что мы не можем признать его официально, но расходятся по вопросу о том, должны ли мы вступить в неофициальные сношения с ним или нет. Я лично держусь того мнения, что мы должны установить с ним контакт с целью ведения некоторых текущих дел.
Американцы, оказавшиеся в Петрограде и в Москве, находятся в безопасности, сообщается в официальном заявлении Госдепартамента США. Согласно этому отчету, иностранные граждане не подвергаются гонениям в России, однако американский посол Дэвид Фрэнсис настоятельно рекомендует всем американским мужчинам вместе с их женами и детьми покинуть Петроград. Переговоры с начальством российских железных дорог относительно выделения пассажирских вагонов для этих целей уже начались, подчеркнул посол.
Большевики у власти. Ленин, Троцкий, Луначарский — народные комиссары Внутренних дел, Иностранных дел и Народного просвещения. Предложение перемирия с Германией. Союзники отказываются признавать правительство русской Революции. А пацифистов винят во всех проблемах!
Я ехал как частный агент, которого Англия в случае чего могла дезавуировать, с инструкциями — связаться с враждебными правительству элементами и разработать план, как предотвратить выход России из войны и при поддержке Центральных держав не дать большевикам захватить власть. Миссия моя окончилась полным провалом, и я не прошу мне верить, что, если бы меня послали в Россию на полгода раньше, я бы, может быть, имел шансы добиться успеха. Через три месяца после моего приезда в Петроград грянул гром, и все мои планы пошли прахом.
Большевистский переворот в Петрограде был работой горстки фанатиков. Он увенчался успехом, отчасти оттого, что эти фанатики оказались людьми действия, совращали деньгами, вином и обещаниями вооруженных рабочих, матросов и небольшую часть солдат гарнизона. Главной же причиной стало то, что Керенский в своем стремлении угодить умеренному крылу социалистов, которые умели только говорить, полностью провалился как правитель. Он умудрился отвратить от себя тех единственных людей действия, которые могли бы защитить его, — офицеров и казаков. Читать далее
Ковал лошадь, 2 руб. за ковку, готовые подковы, т.е. свои. Сегодня отправил в дело овчины, 5 штук: две больших серыя и три черныя поменьше. В Петрограде опять неспокойно. Большевики сгубили все дело. Телеграмм и газет нет. Кажется, и Учредительное собрание в срок не соберется. Везде бунты и голод.
Прислушиваясь к глухим ударам волн, похожим на выстрелы, я хожу возле черных железных ворот нашего дома с винтовкой, из которой не умею стрелять: я охраняю жильцов нашего дома от нападения грабителей. В тесном пролете я хожу взад и вперед, как, бывало, юношей ходил из угла в угол по камере тюрьмы с постоянной мыслью, когда же освободят меня, когда мир освободится от власти капиталистов, когда настанет всемирная освободительная катастрофа, когда настанет, по Эрфуртской программе, диктатура пролетариата.
Вот совершилась теперь мировая катастрофа и наступила диктатура пролетариата, а я по-прежнему в тюрьме, и лучшие часы, когда так я хожу с винтовкой, из которой не умею стрелять.
Наше домашнее меню стало, мягко говоря, экзотическим. Нет хлеба, но вчера в маленькой лавке мы нашли несколько банок консервированных персиков. Вместо хлеба испекли «печенье» из картофельной кожуры и оказалось, что это вполне можно прожевать. Да здравствует революция, стимулирующая изобретательность и заставляющая людей быть более скромными в своих аппетитах и желаниях!
Кондитерская «Au bon gout», находящаяся в том же доме, отказывается впредь выпекать для нас хлеб. Снова придется бедным нашим прислугам простаивать часами в «очередях»! Из политических новостей (по газетам) отмечаю следующие: а. Генерал Верховскийвоенный министр Временного правительства приехал в Ставку, но из самой Ставки нет никаких сообщений; b. Министерство иностранных дел будто бы становится на работу. Это из «Правды»; с. Луначарский официально объявляет, что все служащие б. Министерства двора должны продолжать работу. О назначении новых комиссаров умалчивается; d. Идет (мирная покамест) осада Государственного банка. Рабочие не допускают большевиков до кассы. Читать далее
На вокзале в Петербурге я купил газету и прочел: «Князь Юсупов схвачен и посажен в Петропавловскую крепость». Слуги, прочитавшие в газетах о моем аресте, были и слезах. Увидев меня, они разинули рты и заплакали уже от радости. Несмотря на командирский запрет, встретился я кое с кем из друзей. Наконец несколько дней спустя я все с теми ж своими ангелами-хранителями, военным и штатским, выехал в Крым.
В настоящую минуту вооруженная борьба в Москве приостановилась. Но в разных местностях России еще продолжается или начинается братоубийство, и газеты обзавелись уже особым отделом под заглавием «Гражданская война».